Перекрёстки ста путей

Год на год не приходится. 

На уходящий мне пенять грех: столько он принес впечатлений! И на дороги был богат, с их нечаянными открытиями. 

Одно из них произошло летом на тракте Киров – Нижний Новгород.

Июль на Вятке выдался сухой. В ельниках мох хрустел под ногами. Вдоль дорог местный народ торговал лисичками, других грибов без дождей не вызрело. Мы возвращались в Киров по гладкому как стекло шоссе, прорубленному в сосновых и еловых лесах. Прогалины попадались редко, но 

в Верхошижемском районе пошли уже поля, правда, сплошь усеянные древесной порослью. Иногда мелькали крыши деревень, которые только усиливали ощущение вековой глухомани.

– Погодите, – сказал водитель, – сейчас будет Москва.

Точно! На обочине возник указатель, где белым по синему так и значилось – «Москва». Вбок шел асфальт к высоким старым яблоням.  Среди них полтора десятка  темных от времени рубленых домов. В начале короткой улицы металлический козырек таксофона. Глаз зацепился за несколько проваленных крыш брошенных  усадеб. Но были и крепкие хозяйства, с аккуратными поленницами, цветами в палисаднике. Место ровное, в километре речка Лавра.

По сведениям районного краеведческого музея, люди здесь поселились в начале XVII века. Расчистили землю под поля, под луга, стали крестьянствовать. Зимой мужики уходили на заработки в Казань, другие города.  Бывали и в Москве. Видимо, сильное произвела на них впечатление, коли решили переименовать в ее честь свой Трушковский починок. По переписи 1875 года в деревне насчитывалось 18 дворов, 93 души обоего пола, числилось 27 рабочих лошадей, 338 десятин пашни. В советское время тут был совхоз. Война сильно проредила мужское население, но сумели выправиться.

А вот нынче оказались в списке исчезающих деревень Кировской области. 

Мы уезжали, так и не встретив ни одного человека в маленькой Москве.  726 километров от Москвы большой…

В Балаково наш поезд стоял две минуты. Таков в глазах железнодорожников статус  этой станции. Мы едва успели выгрузиться. Но когда огляделись, поняли, что работники путей сообщения сильно не правы. Городок еще тот, 200 тысяч населения! Саратовский губернатор прилюдно назвал его локомотивом области.  Начать с того, что в Балаково имеется еще и речной порт. Вполне естественно, ведь это Волга, как раз там, где расположена солидная ГЭС. А значит, есть и обводной канал на Саратовское водохранилище со шлюзами. Дополнительно считаем судоремонтный завод. Плюс заводы минеральных удобрений и дизельный. Плюс завод углеволокна(!) и крупнейшее производство автошин.  А к ГЭС прибавим ТЭЦ вместе с атомной станцией – море энергии.  К тому же еще «Северсталь» начала строить здесь свой металлургический филиал. 

Может, в таких вот неприметных степных городках и скрыто будущее страны? Местный таксист тут же разбил все иллюзии: «Нет у нас нормальной работы. А металлургию строят сплошь гастарбайтеры».  Вообще-то кое-что и без того было видно. Тротуары сильно разбиты. Фасады домов обшарпаны. И листья с деревьев под первый снег легли неубранные. Что-то тут с финансами…  

Смотрю по сторонам, интересуюсь. Климат здесь помягче, тополя во дворах в основном пирамидальные. На центральных улицах дозиметры показывают радиационный фон, вполне приемлемый. Иномарок меньше, чем отечественных автомобилей (Тольятти рядом!). Маршруток нет, ходят автобусы и троллейбусы. Проезд – 12 рублей. Люки на канализационных колодцах бетонные, наверное, так здесь борются с несунами. Больше книжных магазинов. Масса кошек и нет голубей. Драматический театр носит имя знаменитого земляка народного артиста СССР Евгения Лебедева. В Балаково в свое время жили и другие известные люди, например, изобретатель русского дизеля Яков Мамин или герой гражданской войны Василий Чапаев. Ничего город, с историей. И не моно…

Покидали мы его вечером. За залитой электрическим сиянием окраиной упала глухая тьма. В деревнях, мимо которых пролетал автобус, не теплилось ни огонька, до самой Самары. Такие контрасты в приволжской степи.

20 ноября настоящего снега в Магнитке еще не было. Так, порошило немного. Весь поезд «Нижний Тагил – Адлер» гадал, куда делась зима. Нет, в пункте назначения ее и не ждали, но на Урале-то! Самые нетерпеливые звонили вперед по маршруту, в Сызрань, в Саратов, и там морозами не пахло. Особой популярностью пользовались рассказы дяди Саши, едущего с вахты на Уренгое. Он живописал, какие метели за Полярным кругом. Как свидетель дядя Саша вызывал доверие, но версию о глобальном потеплении опровергнуть не мог. 

Поезд постепенно втягивался в горы. За окном в утренних сумерках исчез Белорецк. Солнце, наконец, встало над горизонтом, и тут все ахнули. Вагоны мчались в белом сиянии. Снег плотно укрыл склоны, облепленные рыхлыми хлопьями, ели стеной летели мимо окон. Речка внизу катила льдинки по заиндевелым камням. 

На станции Инзер состав сделал получасовую передышку. Я спрыгнул с подножки в мягкий пух сугроба, зачерпнул его рукой и не почувствовал холода.

Мы ехали, тихие и умиротворенные, еще несколько часов.  А потом снег исчез, словно его и не было. Потянулись унылые бурые предгорья, голая земля вплоть до самой Волги. Нам оставалось лишь вспоминать эту внезапную встречу с зимой. Будто сам Дед Мороз сделал нам подарок, не дожидаясь праздников. Будто мы дети и весь год вели себя хорошо…