Как горячее шампанское…

Разговор с главным режиссером театра драмы – о жизни и о спектаклях

Театральный режиссер Максим Кальсин – личность уникальная.
Родился в Торжке, закончил исторический факультет МГУ, потом создал сеть книжных магазинов в Москве. Отошел от коммерции, учился во ВГИКе, затем – в школе-студии МХАТ. Свой дипломный спектакль – пьесу болгарского драматурга Христо Бойчева «Полковник Птица» – поставил на сцене магнитогорской драмы. С конца 2011 года работает главным режиссером Магнитогорского драматического театра.
– Занятие книжным бизнесом повлияло на мировоззрение, отразилось на ваших спектаклях?
– Прошлый опыт, безусловно, помогает. Я продавал умные книги, к тому же я их иногда и читал, это каким-то образом воспитало вкус. С театральными же текстами – так я называю пьесы, я познакомился довольно поздно. Мир литературы и мир театра практически не пересекаются. Есть плеяда современных авторов, которых театр не знает: Михаил Елизаров, Захар Прилепин, Елена Чижова, Алексей Варламов, Антон Уткин, Денис Гуцко… Я их стараюсь читать, потом смычку осуществить между театром и литературой.
– Вы поставили вещь совершенно нетеатральную – роман «Географ глобус пропил» Алексея Иванова…
– Да, и сейчас я ищу текст, подобный ивановскому. Первая ласточка – «Север» Вячеслава Дурненкова, поставленный в магнитогорской драме. Хотя, там – прозаик, здесь – драматург… В моей внутренней иерархии драматурги проигрывают – по уму, по пониманию мира. Пока в прозе и в новой беллетристике все гораздо серьезнее, чем в новой драме.
– Почему вам нравится автор Иванов?
– Это потрясающий писатель! Я не могу найти ни один материал, кроме ивановского, где бы было буквально разлито безумие времени 90-х. Как горячее шампанское…
– У Дурненкова вообще становится страшно. Звучит такая фраза: с шизофреничками интересно – применительно к героине Насте…
– Это пьеса о любви в ее серьезном смысле; когда человек обещает быть с другим в горе и радости, в здоровье и болезни. В «Севере» Дурненкова врач вполне серьезно, по-чеховски говорит: «Дальше будет только хуже», но пока еще не совсем плохо, чувства продолжаются.
– Такая любовь – удел только взрослых людей? А, скажем, подростки на нее не способны?
– Нет, подростки не способны. Нужна определенная зрелость чувств. Хотя в современной культуре это практикуется – выдать подростка за взрослого, передать ему чувства взрослого, но на самом деле такого нет.
– В вашей жизни случалось такое ощущение концентрированного безумия?
– Да, конечно. Ощущение Москвы начала 90-х, когда параллельно существовало несколько миров. Когда на одной улице друг за другом: ночной клуб, церковь, какая-то контора, куда ОМОН двери вышибает, дальше – магазин, где я книгами торгую, еще дальше – НИИ, где сидят прежние люди с желтыми графинами. Ко мне пришли бандиты: узнали, что появилась новая торговая точка. Такие классические: с бритыми затылками, золотыми цепями… Мысль о том, что кто-то может книгами торговать, в голову не приходила. Они себя считали самыми сумасшедшими, поскольку каждый день ходили по краю, а тут кто-то более безумный, чем они. Постояли, вежливо попрощались и ушли. Больше я их не видел.
– Создав, как написано в Википедии, «сеть книжных магазинов», вы ушли из бизнеса в театр. Почему?
– Появилось ощущение, что жизнь проходит мимо.
– Что на Урале вам запомнилось больше всего?
– Степь. Когда едешь от Магнитогорска до Челябинска – ощущение такое, как будто в клипе находишься. Ощущение древности и пространства Великой Степи – от Внутренней Монголии до Дуная. Ну, и названия населенных пунктов, конечно: Париж, Варна, Чесма… Такое единство Европы и Азии – трогательное, нигде в мире такого нет.

Лариса Сонина