Далёкое – близкое

Журналисты во все времена находятся в гуще событий

 
В связи с приближением большой и очень значимой для всех нынешних и бывших сотрудников «Магнитогорского рабочего» датой – 85-летием газеты мы публикуем на наших страницах воспоминания людей, которые в разные годы были связаны с «МР». Сегодня мы побываем в далеких тридцатых годах прошлого века, когда наша любимая газета была совсем молодой, а ее сотрудники буквально горели на работе. Ведь уже тогда «Магнитогорский рабочий» чутко «держал руку» на пульсе важнейшей стройки века, журналисты с огромным энтузиазмом брались за самые злободневные темы, порой решая даже сложные инженерно-технические задачи. Словом, работа в редакции была равносильна дежурству на боевом посту – таким было время, такими были люди. Замечательно, что сохранились воспоминания о тех замечательных годах, и сегодня мы можем окунуться в их неповторимую атАвтор этих воспоминаний Рафаил Шнейвайс (литературный псевдоним Николай Карташов), инженер по образованию, много лет отдал журналистике. Он автор ряда сборников очерков и документальных повестей, которые издавались в Москве, Челябинске, публиковались в журналах «Октябрь», «Работница», «Урал», автор книг «Огни Магнитогорска», «Мухаммед Зиннуров», «Сыновья идут дальше», «Страна инженерия», «Товарищ директор», «Свет золотых звезд» и других, составитель выпущенной к 50-летию Магнитогорска книги «Слово о Магнитке».
А начался его путь в журналистику здесь. У горы Магнитной. Рафаил Фадеевич Шнейвайс был рабкором «Магнитогорского рабочего», редактором первой на металлургическом комбинате многотиражной газеты «За металл». Несколько лет, с 1933 по 1938 годы, являлся сотрудником «Магнитогорского рабочего» – заведующим промышленным отделом, ответственным секретарем редакции. Он участник Великой Отечественной войны, награжден боевыми орденами и медалями. Ушел из жизни в 2002 году. мосферу.
На Магнитострое я оказался весной тридцать первого года с бригадой московских комсомольцев. Пошел в основной механический цех. Работал разметчиком, фрезеровщиком, мастером. А в дни штурма, когда зазвенел у подножья горы Магнитной боевой призыв «Даешь домны!», пришлось и мне, и многим другим парням из основного механического заниматься монтажом на домнах.
И вот тут-то меня и «засек» чудесный парень из «Магнитогорского рабочего» – заведующий промышленным отделом Ефим Корин. Он приехал из города Троицка вместе с первым редактором «Магнитогорского рабочего» Александром Анисимовичем Чистовым. Невысокого роста, коренастый, крепкий, с густой шевелюрой, «украшенной» седой прядью (хотя был он еще очень молод!), с горящими черными глазами, Корин просто зажигал нас, рабкоров, своей энергией, страстью, организаторской деятельностью. В нем были, говоря словами Блока, некий «тайный жар», «сокрытый двигатель», и назвать его можно – журналистика.
Мы под руководством Ефима Корина стали оперативными информаторами газеты, активно вмешивались в ход строительства, писали о рабочих, стремясь дать образы людей, двигающих дело вперед, рассказывали читателям о красоте технической мысли, о силе человеческого труда.
Конечно, мне мешал недостаток образования, мешало отсутствие университетской дисциплины ума, незнание газетного дела. И в этом я был не одинок. Из рабфака пришел в газету сын казака из Кизила Василий Макаров. Со стройки пришли Зирка и Лантух. Из горпромуча – Мария Верниковская. А Людмила Татьяничева, известная ныне советская поэтесса, ушла из института цветных металлов и пришла в «Магнитогорский рабочий» литературным 
сотрудником.
У кого мы учились? Прежде всего у редактора А. Сагалова. Это был человек, умудренный житейским и партийным опытом, знаниями, глубоко принципиальный и смелый. Его отличительная черта как редактора – абсолютное доверие к журналисту. Сагалов знал: доверие лучше, сильнее, полезнее мелочной опеки. А когда газетчик чувствует себя самостоятельным, то становится легко и интересно работать. Возрастает и чувство ответственности, стремление оправдать доверие. Ответственность в сочетании с самостоятельностью в творческом поиске – это великая сила!
Заместитель редактора (позднее редактор) Г. Принцмитул был жизнерадостным человеком, инициатором любого интересного начинания, вдохновителем. И еще был он, конечно, редкостно талантлив. У него был разносторонний, счастливый талант журналиста. Принцмитул не уставал повторять слова Маяковского: «слово – полководец человеческой силы», нельзя писать по принципу: отзвонил и с колокольни домой, прокукарекал, а там хоть не рассветай!
– Не насчет всего мы должны сотрясать воздух… Уж если у тебя душа холодна, то ты, братец мой, не берись за перо… Когда у самого болит душа, если сам волнуешься и радуешься или даже злишься – тогда садись и пиши! – так учил нас Принцмитул.
– Сухим, шаблонным, мертвым материалам – нет! Писать надо на тему животрепещущую. Материал нельзя высасывать из пальца. Я читаю твою корреспонденцию и хочу понять: чем же у тебя сердце нарывает? Как мы работали? Несколько штрихов.
Приходит Корин:
– Слушай, друг-приятель, ты когда работал на монтаже первой домны, имел дело с «пушкой Брозиуса»?
– Имел. Работал с бригадой механомонтажников Яшина. Умная машина!
– Отлично, парень, отлично! На, почитай письмо в редакцию этого твоего Яшина.
Рабочий парень Яшин с болью пишет в редакцию, что «пушку» забросили, летку закрывают вручную – допотопным инструментом, вытащенным из дедовских сундуков. Одежда на горновых дымится, сапоги горят, людей обливают холодной водой из шланга… И тон тут задает мастер Усс, крепко оберегающий свой седоусый авторитет…
Такова картина: новая, современная домна и махровая кустарщина, консерватизм!
– Тема, а? – спрашивает Корин. – И какая тема! Золото! Поехали на домну…
Поехали. То, что мы увидели на деле, оправдало все самые худшие предположения: после очередной ручной забивки слабая летка выскочила, и жидкий чугун забил оттуда стремительно и мощно, заливая литейный двор, железнодорожные пути… 
Авария.
В редакции мы обсуждали: как быть? Надо было не только выступить против консерватизма некоторой части старых доменщиков, но и отстоять честь и достоинства передового для того времени механизма.
Решили организовать общественный суд над «пушкой Брозиуса». Этот сенсационный и яркий суд состоялся… на страницах газеты. Выступали – и судья, и свидетели, и обвинитель. И «пушке» был вынесен оправдательный приговор.
Это была борьба за технический прогресс, за освоение новой техники. Но борьба целенаправленная, острая, бескомпромиссная.
Мастер Усс, уличенный в консерватизме, уехал из Магнитогорска, но зато другие – и старые мастера, и молодежь – освоили механизм, и работал он безупречно.
«Магнитогорский рабочий» пошел дальше. 5700 американских долларов, которые стоит «пушка», – очень дорого для страны, у которой каждый грамм золотого запаса на счету.
А нельзя ли изготовить «пушку Брозиуса» для домны №3 своими силами? Пошли в основной механический цех, в литейный, кузнечный. Молодой, энергичный инженер Кавторов взялся на общественных началах возглавить это дело. Монтаж пушки был окончен к Октябрьским торжествам.
Общественный суд над «пушкой Брозиуса» – это лишь один эпизод из жизни «Магнитогорского рабочего», но эпизод, прямо скажу, характерный для стиля работы газетчиков той поры. Стиль – наступательный, боевой, страстный.
– Ты знаешь, что особенно важно и ответственно для журналиста? – спрашивал Принцмитул. – Абсолютная объективность и честность его суждений – это, во-первых, и соединение в журналистике различных качеств – и судья ты, и защитник, и обвинитель, и следователь, – это во-вторых.
Да, нас учила не только жизнь. И не только институт. Учила редакция. 
Вот характерный документ.
Выписка из приказа №124 от 9 сентября 1934 года по редакции газеты «Магнитогорский рабочий»: «Отмечая оригинальность, продуманность и хорошее оформление «Зимней полосы», т. Шнейвайса премировать литературным пайком в сумме 100 (сто) рублей». Видите, не деньгами, а книгами – литературным пайком. Читай, молодой журналист, учись!
В книге П. Вершигоры «Люди с чистой совестью» есть партизанский разведчик. Свои донесения он всегда делил на три части: «Видел сам. Слышал. Предполагаю».
Нас, журналистов тридцатых годов, учили следовать принципу «Видел сам». Видел сам – значит быть в гуще событий, на самом переднем крае, быть с людьми, выслушивать их мнения, понять их чувства, видеть жизнь дальше своего личного предела.
Видел сам – значит жить болью и радостью страны, народа, быть, по-ленинскому выражению, людьми с размахом, с загадом. Только такая работа становится духовной потребностью, приносит величайшее удовлетворение и потому превращается в творчество.
 
Exit mobile version