Аксакала магнитогорской журналистики Владимира Абрамовича Каганиса в городе знают все акулы пера и более мелкая пишущая рыбешка.
Это тренд и бренд, это легенда, это наше правильное все. Правильное – от слова «правка». Потому как заканчивал свой газетный трудовой путь Абрамыч литредактором «Магнитогорского металла», выросшего не так давно в городскую газету из заводской многотиражки. В 70-е – первой половине 80-х он и сам возглавлял подобную многотиражку, только строительную – «Магнитострой». Некоторые журналисты «Рабочего» – в том числе и нынешний редактор «МР» – вышли из возглавляемой им когда-то маленькой славной газеты.
Мое первое знакомство с Каганисом состоялось одиннадцать лет назад в редакции «Магнитогорского металла», куда я зашел по делам. Уже собирался уходить, как в кабинет стремительно ворвался высокий худой седовласый старик, убежденно доказывавший оппоненту, который семенил позади, что, мол, это ты дурак, а я все сделал правильно. Достав из шкафа сложенные в пачку оригиналы статей, он быстро нашел нужную, пальцем указал на место, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор. И услышав от собеседника огорченное: «Не может этого быть!» так же стремительно вылетел из кабинета.
– Это Каганис! – пояснили мне. – Наш литературный редактор.
Через три года Каганис стал и моим литературным редактором. Читатель, наверное, убежден, что статья после написания журналистом в том же первозданном виде появляется и в газете? Не тут-то было: любая информация – очерк, репортаж, заметка или просто письмо читателя перед печатью отдается на вычитку. Неверная пунктуация, неправильно расставленные предложения, речевые и грамматические ошибки правятся, и материал-«кирпич» с легкой руки Владимира Абрамовича становится довольно добротным произведением. К счастью, читатели не ведают, как порою нещадно режет он, казалось бы, гениальные произведения, а вот журналисты на себе испытывали, что такое «правка от Каганиса», когда добрая – убрал всего лишь пару лишних запятых, а когда и злая. Самое интересное, что он, вернув исчерканную статью, всегда требовал, чтобы мы посмотрели и оценили его правку – мало ли что, вдруг это он не прав. «Спорь!» – требовал Владимир Абрамович. Но, как правило, правда всегда была на его стороне.
А еще он постоянно курил на крыльце редакции. Нам не разрешали. И ему, по идее, тоже, но он без тени сомнения выходил к главному входу и подкуривал сигарету, а мы, дабы не гневить начальство, постоянно уходили за угол. Возвращались. А Абрамыч так и продолжал курить на крыльце, уже рассказывая очередной анекдот кому-то из попытавшихся прошмыгнуть мимо сотрудников. Ведь мимо него – обратно в редакцию – не так-то просто пройти: он остановит тебя за каким-нибудь уточнением в должности начальника цеха, который занимал этот пост три десятка лет назад. И все! Каганис завлекал тебя, как удав кролика, своими в какой-то степени нудными, а в какой-то – очень эмоциональными байками о себе и многочисленных людях, которые его окружали и окружают.
Самое, наверное, приятное было от него услышать: «Прочитал! Понравилось!» И, получая на руки исчерканный после вычитки Абрамыча текст, довольным вносить правку. С Каганисом спорить было можно, но задней мыслью всегда понимал – бесполезно. Несмотря на то, что он всем семьдесят пять лет на полном серьезе доказывает, что он – дурак и даже, если нужно, справку достанет. Не верится. Да, глуховатый, да, иногда занудный, зато человек с прекрасным и прямолинейным чувством юмора, умелый рассказчик, блестящий журналист, прекрасный литературный редактор. И далеко не дурак.