Социальные сны первого поэта Магнитки помогали ему адаптироваться к условиям ссылки
В одном из номеров «Магнитогорского рабочего» мы публиковали материал Риммы Дышаленковой, составленный из высказываний Бориса Ручьева. Поэтесса продолжает работать над своими дневниковыми записями, которые до сих пор нигде не печатались. И вот уже «смонтирована» вторая часть, которую она доверила для печати нашей газете. Борис Ручьев в свое время много писал о творчестве уральских писателей, в том числе и в столичных изданиях. В год 100-летнего юбилея выдающегося поэта Магнитки наступила очередь отдать долг ему. В течение шести лет, будучи молоденькой девушкой, Римма Андрияновна записывала за своим учителем фразы, появляющиеся как результат его глубоких внутренних размышлений. В первую очередь это ассоциации, связанные со ссылкой и 20-летним отторжением Ручьева от нормальной человеческой жизни. Продержаться в кошмарных условиях заключения ему помогали «социальные сны» (именно так назвала их автор). Они немного приоткрывают тот поток поэтического сознания, который поднял Бориса Александровича на ступень выдающегося представителя своего времени.
1) «У меня был Ангел мысли, он мне сказал: «Молча задай вопрос. Получишь ответ. Поймешь ли его?»
2) «Во сне я лечился паутиной, во сне я ее ел… Я до того поверил своим снам, что и наяву ел паутину августа… Вот так скатаю клубочек в ладошках и проглочу…»
3) «Сны для меня не были загадкой. Они были для меня простором моей жизни, моей ангельской жизни, поднебесной, полетом… Вижу во сне Апостола Иоанна. Он горячо говорил со мной
с небес, тыкая в меня указательным пальцем: дескать, как нельзя лучше растут деревья… Я потом глубоко думал о деревьях, что они растут выше всех, выше животных, людей, как-то они уходят от притяжения земли? Остальные ползут, а они именно растут… вверх-вверх – мощная сила роста!»
4) «От Ангела моей мысли: «14–15 сентября просто появится энергетика, к которой мы все стремимся…» Он же: «Вчера твой последний император хамил небесам!» Видимо, что-то хамское было в православии, раз его раскидали…»
5) «Однажды было видение
в полусне, оно как-то объяснило мое отношение к девушкам. Якобы две девушки сидят на приеме к… Высшему невидимому экзаменатору. Одна девушка скромная, темная монашка, по ней видно, что она обязана трудиться и молиться… Сходила, сдала экзамен и опять присела молиться…
Вторая девушка, как балерина в белых крылышках. После той девушки Души всплеснулась и полетела в кабинет экзаменатора – безумная, легкая, доверчивая. Трепетала крыльями в полете, крылья были и на руках, и на ногах, и от талии… и видение кончилось, но продолжилась мысль ангельская: сдала ли она экзамен, нет ли, – ей это не важно. Какая есть, не знает даже, зачем ее вызывают… Чудо! И голос прозвучал ей во след: «Но ведь ты дочь моя!»
6) У нас бродила такая яростная шутка: «Прошу дать мне волю и женскую одежду…» И еще, например: «Десять красных свиней умерло от восторга!» Это, наверное, и обо мне…
И еще вопли: Оживите меня! Оживите!
– Вспоминайте о детстве!
Однажды там, на севере, я видел сон, что я ношу на руках ожившего Ленина, но никто из людей не хотел с ним говорить ни о чем! К пурге – оказалось…
Вообще-то у нас Речь называлась топливом! Это не просто треп… Настоящая мужская беда пошла…
7) Каким-то образом мы знали, что в июне Троица. Перед сном бормотали о детстве, это 1913-1917 годы. А во сне явилось! Якобы хоронят много народу, в том числе Патриарха неведомой силы. Его несут, и его видать… Узнаю и шествующих за ним. Перед окончанием шествия он встает из гроба – великан в жреческой одежде – черное с белым – и усилием неведомой воли подзывает меня…
Я сползаю в священном ужасе на колени. Мне вручают подсвечник деревянный, весь залитый то ли воском, то ли парафином, с двумя свечами по краям… И я держу их, и, совершенно поверженный, внимаю последнему слову Патриарха: «… Ты – должен… И никакого права…»
А во все поле поет хор. Слышу лишь одно слово: «Замуж… Замуж… Замуж…» или «залежь»? Тогда я увидел-удумал второй смысл в этом слове: примерно как «затесь»! Как процесс уничтожения мужчин…»
