Суррогатная мама, или гестационный курьер, как таких женщин именует Всемирная организация здравоохранения, вынашивает и рожает ребенка для других людей. Зачатие происходит вне ее организма от биологического материала доноров либо биологических родителей. От последних сурмама получает и денежное вознаграждение. В Магнитогорске оно колеблется в районе миллиона рублей. Отдельно стороны оговаривают иные выплаты. Но индивидуальный аспект обретает не только финансовая сторона. О чем жалеет женщина, ставшая суррогатной мамой? Как настроена та, которая готова быть ею дважды? В чем разница подхода к этой теме у священника и врача-репродуктолога?
«Физическая боль – это мелочи»
После полутемного тамбура девятиэтажки светлый коридор квартиры на миг ослепляет.
‒ Заходите, ‒ девочка лет двенадцати сноровисто орудует шваброй, ‒ мама на кухне.
Навстречу выходит миловидная женщина. Светлые волосы, приветливый взгляд, в вырезе рубашки блестит крестик. Ларисе 31 год, у нее две прекрасные дочки, а полтора года назад она по программе суррогатного материнства родила мальчика для другой пары.
На уютной кухне хозяйка готовит кофе, рядом присаживается старшая дочь.
‒ Будете говорить при ребенке?
‒ А что такого? Она все знает, ‒ отзывается женщина и неожиданно продолжает. ‒ Это был какой-то неосознанный шаг, раз – и получилось.
Лариса из деревни, но давно устроена в Магнитогорске, есть образование и профессия. Была первая любовь, родилась старшая дочь, потом официальный брак и вторая дочка. Тогда же Ларисе узнала о донорстве яйцеклеток и сурматеринстве в Магнитогорске. Донорство отмела сразу: «Это же мой ребенок будет», а мысль выносить для других засела в голове. На форумах российских сурмам в интернете писали разное, но сложные истории ее не задевали. Муж не возражал, мать как бы в шутку бросила:
‒ Было бы мне тридцать, я бы тоже родила.
Так и закрутилось. Первую попытку девушка называет сумасшедшей. От пары из Восточной Европы, куда она сама отправилась, «чтобы родить им там ляльку», еле ноги унесла. Усмехается:
‒ Они хотели ребенка от светлокожей русской женщины. Оказалось, мне сразу подсаживали его материал без ее яйцеклетки.
Ноги унесла, а желания стать сурмамой не оставила. Вскоре через интернет нашла пару с Севера.
‒ Они классные, таких людей сейчас нет, ‒ говорит Лариса с искренним восхищением.
Личная встреча только укрепила симпатию, и все стороны вошли в программу. У них все получилось. Правда, рожала сурмама под общим наркозом в областном перинатальном центре – осложненная беременность. Пусть так, но, вроде, все шло неплохо, считала Лариса. Новорожденного забрали биологические родители, а вскоре обе пары договорились встретиться для дружеского ужина и передачи денег. Тогда же биологическая мама предложила посмотреть малыша. Надо ли? Муж Ларисы, бывший батюшка одной из церквей, кивнул:
‒ Купим им икону Георгия Победоносца, они люди верующие.
‒ Иди, всю жизнь будешь жалеть, что не видела его, ‒ настояла мать.
И Лариса пошла, еще не зная, на что идет.
Дом, в котором…
‒ Как я туда заходила… Тишина, детские вещи, веет лялечкой, гармония такая. Он лежит темненький, хорошенький.
Ребенок капризничал. Его пробовали укачивать биологические родители, но малыш все плакал. Когда мальчика на руки взяла та, что его родила, он затих.
‒ И у меня крышечка поехала. Ревность возникла, что-то невыносимое. Как это ты его заберешь?! ‒ с нажимом и очень эмоционально говорит Лариса.
‒ Вы могли не отдавать…
‒ Могла, ‒ она долго молчит. ‒ Ну, не сделала. Нет, я рада за них, пусть у них все будет хорошо. Но тогда было такое состояние… я же мама, я же родила, а она-то никто.
‒ Этот этап больше отнял, чем дал?
Лариса долго не отвечает.
‒ Ну, да. Физическая – это разве боль? Ну, разрезали живот, стояли дренажи…
‒ Это мелочи?
‒ Конечно, по сравнению с тем… Это мелочи.
Тот послеродовый год она мучительно решала для себя главную задачу, но правильный ответ не находился. Бросила работу, оставила детей на родителей и мужа, уехала в город. Жила одна. В голове и сердце билось: «Своего отдала». Потом был психолог. «Крышечку» на место вернул не он, а понимание, что еще чуть – и нынешней семьи у нее не будет. Но этот брак уже подходил к концу.
‒ Вы расстались из-за этого? ‒ уточняю, узнав, что сейчас женщина повторно вышла замуж.
‒ Я сама ушла. Я поняла, о чем вы хотите спросить. Нет, у него никогда не было тяги к деньгам. И эти деньги не принесли никакой радости нам. Мы хотели построить семьей огромный дом, долго к этому шли. Сейчас стоит этот дом, а я туда даже заходить не хочу. Вернуть бы тот день, когда я пришла к врачу, уйти без оглядки и не возвращаться.
«Я инкубатор, и я помогаю»
В свои двадцать шесть Зина красива яркой восточной красотой. У женщины трое любимых детей от первого мужа и новые отношения. Регистрировать их она не спешит, как не спешит и официально устраиваться на работу.
‒ Потому что я получаю деньги от государства как малоимущая и одинокая многодетная мама, ‒ говорит она и по моей просьбе складывает все выплаты.
Это было в начале пандемии, когда еще о «президентских» доплатах не слышали. В ту пору в совокупности вместе с «серой» зарплатой Зины в месяц выходило 14 тысяч рублей на четверых.
Решение стать сурмамой в этих обстоятельствах кажется ей логичным. Зина рассказывает, как в 17 лет осталась без матери и без жилья, тогда же у нее родился ребенок, которого не хотел признавать его отец. Как жила у подруги и ночами мыла в кафе посуду, потому что профессии нет, а зарабатывать надо. Однажды она расплакалась в храме. Долгий разговор со священником закончился тем, что церковный «соцотдел» стал опекать молодую маму. Потом от государства Зина как сирота получила однокомнатную квартиру. А позже появился и отец ребенка. Они поженились, родили еще двоих детей, но пару лет назад развелись.
Алименты от бывшего мужа Зина не получает.
‒ Дети будут только моими, ‒ говорит твердо.
Тогда же она нашла новый источник дохода: дважды сдала яйцеклетки и сообщила врачу, что хочет стать суррогатной мамой. Биологических родителей подобрали очень быстро.
‒ Я понимаю, что это не мой ребенок, но, чтобы беременность хорошо прошла, я же должна его любить, правильно? Я готова к тому, что буду вынашивать не своего ребенка и что с ним расстанусь, ‒ с вежливой улыбкой уточняет Зина.
‒ Зачем вам это?
‒ Там платят неплохие деньги. Я пошла ради своих детей, ‒ говорит она и добавляет, что планирует еще своих, но перед этим хочет дважды выносить малышей для других людей. Молодой человек Зины возлюбленную поддержал.
‒ Еще кто-то об этом знает?
‒ Для чего? Многие считают, что это продажа детей, а я восприимчивая. Но в нашей компании две девочки были сурмамами в Питере, и все это приняли. Они решили так финансовые проблемы, а сейчас вынашивают детей от своих мужей.
‒ Они не говорят о тех детях?
‒ Это забыто. Бывает же и ревность к биологической маме. Хочется посмотреть на ребенка, но это лишнее.
‒ А получится так?
‒ Я настроена. Я же иду для своей выгоды. Знаю, куда потрачу деньги: хочу расшириться. Неплохую пользу семье принесу, ‒ шутливо поясняет собеседница.
‒ Как насчет другого пути?
‒ Деньги лишними не бывают, поэтому я бы все равно пошла. Я хочу помочь своей семье и другой семье. Мы живем один раз.
‒ Есть риск, что ребенка не заберут.
‒ Неприятные вопросы вы задаете. Они боятся, что я не смогу отдать ребенка. Я боюсь, что он им будет не нужен. Тогда он останется с нами.
‒ Некоторые сурмам называют инкубаторами…
‒ Я к этому готова, ‒ смеется Зина. ‒ Я инкубатор, и я помогаю.
Кстати, сейчас Зина уже вынашивает двойню.
Не лезть через забор?
Пока светское общество колеблется между принятием и отрицанием такой возможности рождения детей, РПЦ хранит четкую позицию.
‒ Вы сами слышите: «суррогат», ‒ председатель епархиальной комиссии по вопросам защиты семьи, материнства и детства протоиерей Валерий МАРФИН слегка морщится, ‒ оно уже не клеится. Когда женщина идет на это, она нарушает морально-этические и духовные нормы человека. Кем она является? Инкубатором, который используют?
‒ Инкубатором?
‒ Не только я употребляю это слово. У нас и глава патриаршей комиссии протоиерей Дмитрий СМИРНОВ об этом много говорит. Он назвал это низшей проституцией, ‒ отец Валерий придвигает к себе лист бумаги. – Хорошо сказал Владыка Пантелеимон, который возглавляет Синодальный отдел: «Законодательные нормы о суррогатном материнстве сделают более циничным подход к рождению детей, будут разрушаться естественные чувства матери, которая вынашивает детей на продажу».
‒ Суррогатное материнство в России законно.
‒ Государство может принимать любые законы, но это не говорит о том, что церковь это одобряет. Мы оправдываем грех, если соглашаемся с этим.
‒ Этого ребенка очень ждут бездетные супруги. А для врача это современный инструмент, которым он может сделать их счастливыми.
‒ С их стороны это: «Я хочу выбрать женщину, вот красивая, здоровая, сколько стоит?» Пришли к врачу, деньги заплатили. Это меркантильные вопросы и очень дорогостоящий бизнес. А все должно быть по естеству. Это духовное направление, когда мы не лезем через забор. Медицина сейчас лезет через забор и применяет такие методы, которые неприемлемы с точки зрения православия и человеческой этики. Мне суррогатных мам жаль, шрамик на душе останется на всю жизнь. Эта девушка ‒ пусть она к нам приходит. Миллион мы не дадим, но продуктами, одеждой и няней поможем.
Если эти дети рождаются, значит, Богу это угодно
‒ К суррогатному материнству женщина должна прийти готовой: выносила – и отдала. А то потом начинаются срывы. Была у нас сурмама, вынашивала двойню. До 20 недель доходила, а потом: «Все, я устала, убирайте это все». Как убирайте?! Другая в 30 недель легла в роддом, и начались капризы и письма бывшему мужу, мол, ей плохо. Тот давай угрожать врачам. Мы дни до получения нашего мальчишки считали. Я потом спросила у биологической мамы, как они прощались. Пришла, говорит, носочки подарила и ушла.
Я в кабинете гинеколога-репродуктолога Валентины ТАТАРЧЕНКО. Она одна из немногих гинекологов в Магнитогорске, кто работает с сурмамами с самого начала появления этой методики в городе. Через клинику за год в Магнитогорске по суррогатным беременностям проходят три-пять случаев. Для нашего города это много, говорит врач, а ведь многие не подозревают, что у нас это направление развито.
Валентина Дмитриевна с трудом припоминает случай, когда запрос на сурмаму поступил от обеспеченной девушки с посылом: «Не хочу портить фигуру». Остальные становятся биологическими мамами поневоле. У одной удалена матка, у другой множество безуспешных ЭКО со своими и донорскими яйцеклетками, есть онкологический случай.
‒ Для любой женщины неудачные попытки и гормональная нагрузка – это стресс. Не каждая это выдержит, да и не надо. Мой друг считает: девочке нельзя давать плакать, у нее жизнь длинная, еще наплачется, ‒ убежденно говорит гинеколог. ‒ Женщина хочет вынашивать сама, но когда мы понимаем, что другого выхода нет, предлагаем суррогатное материнство. Причем в каждой программе каждая сурмама меня спрашивает: «А они точно заберут ребенка?», и каждая пара: «А она точно нам ребенка отдаст?» Наше законодательство на стороне сурмамы: пока она от ребенка не отказалась, он ее. Но в целом она боится без денег остаться, потому что настроена заработать.
‒ Во время вынашивания какова связь между нею и младенцем?
‒ Она просто питает ребенка. Есть много исследований, что, забеременев, мать должна любить ребенка, разговаривать с ним. Но я не знаю масштабных исследований по поводу влияния психоэмоционального состояния мамы на плод. Я всегда говорю: если ребенка дал тебе Бог, его надо любить сразу. Наверное, если иначе, у ребенка потом и судьба по-другому складывается. Так говорят, – паузой отбивает фразу Татарченко, – серьезного исследования я не видела.
‒ Так сурмама должна его любить во время беременности?
‒ Зачем ей его любить? Он не ее, она выполняет работу. Она любит его постольку, поскольку любит свою работу.
‒ Вы к кому из женщин относитесь как к маме ребенка?
‒ К биологической. Она всегда больше переживает: выносит ли, будет ли здоров, вовремя ли поела сурмама, приняла ли препараты?
‒ Нет ли противоречия между этикой человека и сурматеринством?
‒ Может, в чем-то и есть, и пока неизвестно, как будет дальше. Но если эти беременности наступают, и эти дети рождаются, значит, Богу это угодно.
Большая семья без продолжения
Еще до вхождения в программу биологические родители и Лариса стали активно общаться в мессенджере. Каждый день эта связь каким-то образом все больше разрывала деловые рамки и усиливала взаимную привязанность. Некоторые клиники репродуктологии не приветствуют общение сторон, но в Магнитогорске такого запрета нет, да и кто может наложить вето на решение взрослых людей.
‒ У нас была одна большая семья, ‒ говорит Лариса, которая до сих пор не удалила переписку.
Все реже, но она еще перечитывает эти месяцы писем в попытке поймать что-то навсегда ускользнувшее.
‒ Это я с животом, а это он, ‒ с интересом и грустью комментирует фотографии и показывает снимок черноволосого младенца.
В чате открытки, поздравления с православными праздниками, снимки УЗИ, дети…
‒ Зачем вы обсуждаете это при дочери?
‒ Она изначально это знала. Пускай понимает, через что я прошла и что без моих советов ей к этому подходить нельзя.
‒ А каким будет совет?
‒ Категорически – нет. Но у нее характер другой, она так не сделает.
‒ А вы почему сделали?
‒ Не могу объяснить. Не хватало мне чего-то в жизни. Вот нужно что-то было человеку, он пошел и сделал.
‒ Мам, смотри, яблоко, ‒ к нам, протягивая рисунок, забегает маленькая Маша и жмется к материнской руке.
‒ Я потом к тебе приду, ‒ улыбка освещает лицо Ларисы. Она поворачивается ко мне. ‒ В общем, бывает же, что людям скучно жить, и вот они что-то сделали. Я думала: им хорошо, и мне хорошо, а оказалось, им хорошо, а мне – нет. Мне это далось больно и страшно морально и физически. Теперь сказали, что я родить больше не смогу. А на Рождество сделала тест ‒ две полоски. На УЗИ врач увидел хроническое воспаление, но все не мог обнаружить беременность. Потом нашел ‒ в правой трубе. Ее мне удалили, а левой у меня давно нет, – Лариса умолкает и смотрит в окно.
С улицы доносится железный лязг трамваев и гул машин, до краев наполняет паузу. Лариса бросает на меня взгляд: