Магнитогорск. Трудно себе представить, насколько сильные эмоции и насколько жестокие потрясения несёт с собой катастрофа.
Психолог женской консультации №2 Наталья Риккарус описала события со стороны специалистов психологической помощи.
«Когда происходит вот такая катастрофа, никто к этому не может быть готов, – объяснила специалист. – Даже если ты это раз пережил, реакция во второй будет точно такой же. Тем более у нас в городе не происходило таких массовых трагедий, для всего города это очень катастрофично. Нас всех коснулось то событие, все мы оказались в одной ситуации. Даже если ты не приходился жителям того подъезда родственником, то всё равно имел какую-то косвенную связь с этим местом или с людьми, поэтому тоже проживал трагедию. Не было праздника ни для кого, и для нас, психологов, это были рабочие дни».
У людей, конечно, не оказалось шанса подготовиться к событию психологически, они не имели над событиями не никакой власти. Это очень сильный удар. В дальнейшем с человеком может остаться психологическая травма, которая будет сопровождать его всю жизнь, если он неправильно проживёт то, что с ним произошло. Поэтому помощь в таком случае нужна не только в первые дни. Психолог должен помочь пострадавшим в катастрофе пройти через все этапы проживания горя.
Когда произошёл взрыв, приехал главный психотерапевт Челябинской области, чтобы курировать специалистов психологической поддержки. Специалисты собирались на конференции, прорабатывали ситуацию отдельных пострадавших семей, определяли подходящие в данном случае методики.
Психологи работали с пострадавшими и их семьями с самого начала трагических событий. Первый этап проживания горя длится 10-14 дней. Человек ещё не принял случившееся, происходит шок и блокировка – так работает психика, это реакция на стрессовую ситуацию. Главной задачей психологов в данном случае было помочь людям принять случившееся и оплакать.
Сначала за Натальей Риккарус закрепили три-пять семей, потом появлялись и другие. Пока работа специалистов заключалась в том, чтобы присутствовать рядом, выслушивать, помогать пострадавшим и их родственникам высвободить эмоции и высказать свои мысли, для этого использовать все вербальные и невербальные методы. И важно было дать человеку почувствовать: он не один, все “в одной лодке” и готовы друг друга поддержать, оказать помощь.
В самые первые моменты – это 31 декабря и 1 января – собирались те, кто успел выбраться из квартир, а также родственники из близлежащих районов, которые приехали ближе к ночи.
«Мы стояли сразу на приёме, там, где был развёрнут штаб, – вспоминала Наталья Викторовна. – Когда только приезжали первые родственники пострадавших, среди них царила тишина. Они просто приходили и узнавали информацию. Спрашивали, где их родные, кто уже найден, из какой квартиры, какие предположения. То, что мы знали, сразу сообщали обратившимся. Получил информацию – тишина… Представьте себе: приехали родственники молодых пар, у которых было всё хорошо: планы, дети, будущее. Родные ничего не говорили кроме имени, фамилии, где живёт… Не было никакого всплеска эмоций, все находились в оцепенении».
Никто до конца не осознавал произошедшее, все молча ждали и надеялись, и в то же время не верилось, что именно с их родственников это случилось.
Оцепенение продолжалось, пока люди не услышали о чудесном спасении младенца. Люди вышли из немого ожидания.
«У людей появилась надежда, что раз чудо такое могло произойти, почему не может случиться то же самое с их близкими, – рассказывала психолог. – Люди пришли в более эйфоричное состояние: может быть ещё кого-то спасут… Но потом, когда морозы начались, все стали понимать, что уже могут не увидеть близких в живых. И здесь, конечно, пошла уже другая реакция – в первой же стадии проживания горя, но другая: надежды нет, печаль, всё безвозвратно».
Затем наступил очень сложный момент в работе психологов: подготовка родственников к опознанию.
На опознании присутствовали только самые близкие люди. Порой не было целого тела, только часть, по которой нужно опознавать. И к этому психологам тоже приходилось готовить людей. У матерей, которые видели своих мёртвых детей, сразу слёзы, истерика. Тяжело реагировали и отцы, что и говорить. Поэтому рядом находились врачи скорой помощи.
«Реакция людей на опознании была гораздо сильнее, чем в первые дни. До этого мужчины не плакали, а женщины украдкой вытирали слёзы, а здесь уже никто не сдерживался, – продолжила рассказ Наталья Риккарус. – Особенно, если речь идёт о матери – они в любом возрасте и на любой стадии активнее и острее переживает потерю ребёнка. Она носила его под сердцем, испытывала во время беременности и родов дискомфорт. Чаще всего мать изначально не осознаёт, что это произошло. И осознание приходит к пяти-шести месяцам после утраты, что больше ты не делаешь то, что ежедневно делал, ухаживал, что больше нет того, кто приносил смех и радость».
Потом начались панихиды, когда большинство людей впервые видели умерших своими глазами, впервые понимали, что больше никогда не увидят близких живыми. Именно на прощании приходит настоящее осознание.
«Если сначала люди молча ожидали и надеялись, то прощание в ритуальных залах – это было совершенно по-другому. Родственники смотрели в гробы и не узнавали умерших, – вспоминала психолог. – Я чувствовала, что идёт целый шквал, целая волна, эмоций. Все залы были полные и каждый человек шёл со своей эмоциональной энергетикой. Это просто стены ревут… А мы, специалисты, искали в толпе глазами того, кому нужна помощь. До этого всё то один пациент появлялся и ты с ним индивидуально работал, то другой. Эти люди в ритуальном зале понимали что всё – они больше не увидят своих близких».
Для психологов эти первые десять-четырнадцать дней, закончившиеся панихидами, прошли очень тяжело эмоционально.
«Для меня всё превратилось в один большой день. Идёшь вечером домой, привычно готовишься ко сну. Сна не было. Встаёшь с утра и возвращаешься туда, находясь в похожем с пациентами состоянии, – призналась Наталья Викторовна. – Но я всё равно понимала: я даю людям энергию, ресурс, чтобы справиться с произошедшим, и нужно дарить людям только положительные и позитивные эмоции. Я видела этих людей воочию, видела их реакцию, сопереживание шло очень сильное. Вспоминаю сейчас то один момент, то другой, и снова захлёстывает. Всё это время, что в штабе, что возле дома, мне казалось – в воздухе гул, будто улей зимой. Это всё от эмоций, от того, что люди переживали, отдавали свою энергию. А они всё шли не останавливаясь, волной».
После панихид семьи ушли в самостоятельное переживание, но психологи оставили им свои контакты, а также рассказали о симптомах, которые могут проявиться в тот или иной момент: бессонница, язвы желудка, апатия, отсутствие аппетита. Всё это психосоматика. Организм продолжает переживать горе физически, этот период длится от двух недель до полугода. Это уже второй этап переживания травмирующих событий.
У детей, к примеру, нарушался сон, они начинали испытывать тревогу, страх. Что там – порой этот страх приходил к людям, которые не потерял никого в трагедии. То и дело с Натальей Рикарус связывались незнакомые горожане, например те, кто избежал катастрофы по чистой случайности – вовремя поменяли маршрут и тому подобное. Они тоже теряли сон и сталкивались со стрессом. С этим всем приходится работать, чтобы не развивалось посттравматическое расстройство.
Кто-то из пострадавших в трагедии никак себя не проявил, потому что пережили всё в своей семье с поддержкой близких.
Были люди, сжатые, как пружины, закрытые. Они занимали себя делом и не нуждались в помощи. Но если не прожить правильно горе с начала, оно потом нагонит и станет только острее. А ресурсов справиться с ним к тому моменту не останется.
Спустя полгода тело заканчивает переживать, включается память, горе переходит в печаль. Так начинается третий этап проживания горя. Появляются сожаления о не свершившихся планах с ушедшими близкими, о том, что уже ничего не сделать вместе, чувство утраты. Переживания становятся острее лишь когда что-то напоминает: семейная традиция, праздник, который отмечали вместе, места, по которым гуляли.
Человек начинает анализировать, задавать себе вопросы вроде «почему это произошло с нами?». Такие вопросы не имеют ответов, и психолог должен помочь скорректировать мышление, взглянуть на события иначе. Помочь принять, оплакать и отодвинуть.
Близится первая годовщина трагедии. Год – это промежуток, когда проходят все три этапа проживания горя.
«Думаю, в этот день просто будут печаль и воспоминания, дань ушедшим», – заметила Наталья Викторовна.
Лишь тем, кто эти этапы в силу занятости или других причин отодвинул на будущее, не давая себе их прожить, может понадобиться помощь специалиста.