Тема о праве другого быть другим созрела во мне еще лет в 15, но ничто так не изменяет мнений, как материнство.
Старший впечатлил меня мыслью о том, что можно быть настолько другим, с самого начала своего существования в этом мире. Наверное, это шокирует всех мам первенцев. Когда я говорила, что сын засыпает в восемь вечера, все мне завидовали. Но как только я добавляла, что он просыпается при этом в 5-6 утра (не считая, сколько раз еще и ночью) все тут же меняли свое мнение. Но, спасибо ему, теперь я, старая сова, могу встать без проблем в любое время, ведь у младенцев нет выходных и, в отличие от трудовых будней, в воскресенье не отоспишься.
Когда он стал старше, меня поражало, насколько у него маленькая «емкость» для накопления эмоций, и как только она переполнялась, следовал взрыв. Впрочем, теперь я понимаю, что это – лишь возрастная особенность, у кого-то более, у кого-то менее выраженная. И как только ребенок подрастет, станет больше и эта «емкость». Но принять это на тот момент было крайне сложно, и я заводилась вместе с ним.
Но чем дальше растут дети, тем больше растет мама – растет над собой, над своими детскими обидками и взрослыми косяками. Вообще понимание, что «и это пройдет» приходит со временем и очень спасает.
Мамой, большой как море, настолько большой, что даже 9-балльный шторм ему не страшен, а уж тем более маленький человечек, который и в себе-то еще пока до конца разобраться не может.
Поэтому на дочери я уже отслеживала эти моменты: вот сейчас она делает так, но и сын в этом возрасте делает так, а вот сейчас этот этап – значит все его проходят. А раз проходят – значит он пройдет. А раз пройдет, нужно только подождать. Разумеется, не сидя сложа руки, но и впадать в суету и панику нет смысла. Это знание дает возможность понять, что не всегда будет сидеть на ручках человек, который с них не слазит, что не всегда он будет размазывать кашу по столу и бегать с воплями по кругу. Насытившись чем-то, а в первую очередь – вниманием, ребенок теряет к этому интерес, а получая по крохам, будет требовать запретный плод еще и еще.
Однако в отстаивании права быть собой дочь была куда тверже. Если сын рыдал, страдал, но в итоге соглашался, то она неизменно настойчиво билась за права действовать без посторонней помощи, даже если что-то не получается, или носить правый сандаль на левой ноге.
Это же касается и капризов вокруг еды: ребенок противится есть то, что с трудом и дискомфортом усваивает его организм, а «малоежки» – как правило дети с ферментной недостаточностью. Поэтому обещания налить в трусы, не выпустить из-за стола и прочие мамины страшилки могут сослужить только плохую службу.
Что же касается отказа от посторонней помощи – это отличный способ отстаивать свои границы. Ведь, как говорил поэт, «добро навязывать не надо, иначе суть его умрет». И человек, не знакомый с тем, где проходят его границы, не видит, где границы чужие. Так почему бы не начать осознавать это в самом юном возрасте, разумеется, с поправками на безопасность и права других. Может быть поэтому дети с первого, максимум со второго раза откликались на «не надо так делать» или «мне неприятно». И, надеюсь, они смогут сказать эти слова, если в своей жизни столкнутся с ситуациями, когда надо дать отказ в ответ на назойливые предложения или даже приставания.
И так из маленьких и больших вещей собирается воедино право быть собой. А значит жить, чувствовать, не бояться сказать, не бояться сделать. Не бояться быть смешным, как мой старший, который с легкостью поехал в лагерь в довольно забавной для его возраста курортной шляпе, и всем так и представлялся: «Копатыч», ибо был в ней весьма похожим на этого персонажа. А когда есть собственная уверенность в праве быть, то и другие ее принимают. Копатыч так Копатыч.
Кто-то старательно, десятилетиями разбирался в себе, словно выкупая себя из рабства всех этих «что скажет Марья Алексевна», кто-то жил, стиснув зубы и не понимая, почему все это происходит именно с ним. И поэтому радостно понимать, что наши дети уже рождаются свободными, а наша задача – их в этом поддержать, не загоняя в яму, не надевая на руки и ноги кандалы своих представлений. Потому что если не настаивать, то может вдруг оказаться, что по-другому – тоже хорошо.
Я предвижу тут возражения про «растут как трава» и «вырастут без царя в голове» и неизменно отвечаю: царь в голове есть у каждого – тот моральный ориентир, который, как мне кажется, заложен в душу с рождения и поддерживается семейным примером. Потому что иначе, чем примером, его ничем не поддержать – ни лишением конфет и мультиков, ни ремнем по попе. Дети будут делать так, как делаешь ты: мусорить на природе или собирать даже чужие бумажки, залипать в гаджетах или читать книги, осуждать или поддерживать, добиваться своего криком или вести переговоры. Но чтобы это понять, нам тоже приходится пройти огромный путь. Поэтому сложно сказать, учим ли мы детей или они учат нас. Мне все чаще кажется, что скорее второе, и права быть собой это тоже касается.