Магнитогорск. Сразу два праздника в марте отмечает руководитель экспертно-криминалистического отделения по Орджоникидзевскому отделу полиции Анна Стригуль: столетие со дня образования экспертно-криминалистической службы в системе МВД и Международный женский день. О работе и семье мы поговорили с Анной Сергеевной накануне Восьмого марта.
Женское ли это дело
– Анна Сергеевна, с чего начиналась ваша служба в милиции?
– Я пришла в 2001 году в экспертно-криминалистический отдел техником-криминалистом. Мы выезжали на места происшествий, изымали следы, фиксировали их. Снимали тогда еще на черно-белый «Зенит». В те времена сами печатали снимки, сами проявляли пленки. Училась этому уже на месте и до сих пор считаю, что обучаться нужно во время работы. Я окончила челябинский педагогический университет по специальности психология. Но меня всегда тянуло к работе эксперта. Я себя нашла в этой профессии.
– А помните свой первый выезд на место преступления?
– Мне тогда было 20 лет. В тот год обновился коллектив, пришли, в основном, девушки, я была четвертой по счету. Стажировалась в Орджоникидзевском отделе, в старом здании на Кирова. Ко мне и к коллеге подошел оперативник по розыску, рассказал, что у них был неустановленный труп с гнилостными изменениями, и нам необходимо выехать в морг и изъять вещи для опознания. Это был мой первый выезд – и сразу испытание в морге, со всеми запахами и видами. Не скажу, что это было впервые, моя мама работает в медицинском морге, поэтому с детства у меня страха именно в этом плане не было.
Но на левом берегу специфические преступления и контингент, и со временем руководитель направил меня на правый берег Орджоникидзевского района – набивать руку на более квалифицированных преступлениях. Здесь было интереснее в плане изъятия следов на тех же квартирных кражах.
– Чем вам так интересна эта профессия?
–Когда мы были техниками-криминалистами и выезжали на места совершения преступлений, все было интересно, в том числе работать с людьми. Сейчас я больше нахожусь в кабинете, больше занимаюсь исполнением экспертиз. Интересно работать с коллективом, для меня каждый это мой родной человек, моя, можно сказать, вторая семья, если не первая, судя по времени нахождения на работе. К каждому стараешься найти подход, понять его сильные черты и использовать это в работе.
– Но ведь ваша нынешняя работе связана не только с документами?
–Из всех видов экспертиз меня всегда прельщала дактилоскопия, еще интересно делать идентификационные экспертизы, когда находишь соотношения частных признаков в следах. Поэтому идентификационные и объемные экспертизы стараюсь брать на себя.
– Экспертная служба это мужская работа или женская?
– У нас менялся коллектив от мужского к женскому. В определенный момент, когда разделили подведомственность на левый и правый берега, на левом остались одни женщины и парень. Я уже была руководителем, нас было 7 человек, 5 девушек в подчинении и мужчина – опытный майор Сергей Иванович Беляков.
Я руководила, по сути, женским коллективом, нас называли «женский батальон». При этом показатели у нас были хорошие. Когда приезжала московская проверка, генерал очень удивился: мы одни из немногих женских коллективов, кто работал «на земле». В экспертной работе женщины, как правило, работают в лабораториях: биологи, химики, почерковеды. Работа «на земле» должна быть мужской, хотя и женщины более ответственны, но на выездах бывают разные условия. Несмотря на то, что с годами через себя чужие трагедии пропускать перестаешь, больные места все же есть. Для меня самое сложное – это преступления в отношении детей. Сейчас у нас в штате 11 человек, 4 –молодые люди, причем наше отделение обслуживает Орджоникидзевский и Левобережный отделы полиции.
– А нет ли проблем с корпоративным духом?
– Я, конечно, всегда думала, что может быть не всем молодым людям удобно работать с женщинами-руководителями. Но со временем они понимают, что не все так плохо, а я стараюсь быть справедливым руководителем.
Задатки руководителя во мне разглядел мой начальник еще в 2006, и с 2008 года я была аттестована на должность замначальника экспертного отдела Орджоникидзевского управления. С того времени название менялось, а суть оставалась прежней.
Не так, как в кино
– Что изменилось в дактилоскопии за годы вашей службы?
– Я не скажу, что это такая отрасль, где что-то сильно меняется. Есть компьютерные базы,
«АДИС Папилон» (электронная дактилокарта, прим.ред), программы, но я считаю, что нет ничего точнее глаза человека, ведь машина есть машина. Программа, конечно, настолько усовершенствована, что можно ввести след и отпечатки пальцев человека, и она найдет совпадения по признакам, которые эксперт может спокойно напечатать. Но меня сам процесс поиска признаков в следах увлекает больше.
Вот изъяли на месте происшествия след, сделали экспертизу. Нашли определенное количество идентификационных признаков. Смотрим: тип узора на пальце называется петлевой. Сравниваем с подозреваемым: вот в эту же сторону направлены ножки петель, есть достаточное количество и совпадающих признаков, соответственно, это и есть наш грабитель.
–Все не так, как в кино!
– Кино — это, наверное, наш «враг» в последнее время. Когда приезжаешь на место происшествия, все говорят, что эксперты работают не как в кино. Самый нелюбимый фильм экспертов-криминалистов – «След». Этот сериал начался еще в 2008 году, тогда я получала допуск на проведение технико-криминалистической экспертизы документов в Волгограде. Нас было порядка 74 человек. И пока ждем преподавателя, кто-нибудь обязательно спросит: «а как вам «След». Я не спорю, может где-то это есть, но пока до нас это не дошло.
Высокие результаты сейчас дает ДНК-экспертиза. Не так давно у нас было убийство, на месте изъяли следы рук и направили для проверки по базам. Это ничего не дало. Но на месте также изъяли пачку сигарет, окурки и отправили их на ДНК. Лаборатория дала идентификацию, человек был в базе, так что убийство раскрылось. Когда нам назначили экспертизу по следам рук, выяснилось, что там оказался и его след, который техника не разглядела. Хотя жулик был очень тщательный: все помыл, все убрал.
– Интересно!
– Наша профессия очень интересна и является тайной даже для некоторых наших коллег-полицейских. А женская или не женская: когда мою сестру спрашивают, кем работает твоя сестра в полиции, она спрашивает – знаете, что означает Ки из известного фильма «Следствие ведут Знатоки»: Знаменский, Томин и Кибрит. Кибрит – эксперт в этом сериале, женщина. Я смотрела его не раз. Вот все эти сериалы наши советские было интересно смотреть. Конечно самый любимый фильм – «Место встречи изменить нельзя», который мы с папой знали наизусть. Наверное, после этих фильмов меня и потянуло в эту профессию, именно в милицию. Сейчас папы не стало уже, но он очень гордился мной. С детства называл меня Нюркой, пока я не пошла служить в милицию. Тогда он стал называть меня «Анька» – это с его стороны было сверхуважение.
Все руководящие черты это, наверное, от моей мамы. У нас все в семье всегда обладали организаторскими способностями, ответственностью.
– А как вы относитесь к зарубежным сериалам про экспертов?
– Иногда смотришь с интересом – есть же такие технические возможности. Конечно, хотелось бы чтобы и у нас это было. Где-то что-то отмечаешь для себя: если и не техническую сторону, то мыслительный процесс.
Из наших сериалов мне нравился «Тайны следствия», там конечно больше сторона прокуратуры, но этот сериал начался, когда я пришла в профессию, и все становления милиции-полиции показывались, как было на самом деле.. И можно сказать что мы с героиней – Машей – пришли одновременно. Сериал «Улицы разбитых фонарей» – показывал милицию такой, какая она есть, со всеми плюсами и минусами.
Сейчас проблема полиции в том, что нет передачи опыта. Был момент, когда после перехода милиции в полицию люди работали без технических возможностей, работали головой, те же опера. Нам посчастливилось работать с этими людьми. Техника, конечно, сейчас в помощь, но при этом притупляется работа головой. Раньше у нас в «Орджо» было много «оперов», которые просили доказать с помощью изъятых следов причастность подозреваемого, когда они уже раскрыли преступление. Сейчас немного наоборот – ждут информацию от нас. В нашей системе проще, потому что мы работали еще с теми людьми, у нас не было такой текучки, мы могли перенять опыт. Сейчас мы его передаем другим поколениям.
Семья – дело ответственное
– Когда вы заняли руководящий пост, у вас уже была семья?
– Моя семья – это две моих дочери: одной 16 лет, второй – 6.
– Как они относятся к вашему напряженному графику?
– Дома у меня очень хорошая помощница – это старшая дочь. Воспитала сначала няньку, потом родила ляльку! Она была с детства очень самостоятельная, потому что я – всегда на работе, в декрете с ней не сидела. Замуж выходить меня не очень тянуло: я человек ответственный и подходила к семье ответственно. Иметь семью с такой работой тяжело: либо не будет времени на работу, либо – на семью.
Как относится семья? Думаю, что неплохо, если учесть, что старшая дочь решила пойти в эту же профессию. И есть планы поступать в Волгоградскую академию МВД, куда мама не решилась поступить. Она хочет получить профессиональное образование эксперта-криминалиста. Ее ни в следствие, ни в «опера» не тянет.
Сейчас тяжело работать из-за времени – мы больше времени уделяем работе, чем дому. На работе я уже с 7:30, после того, как отведу младшую дочку в садик. В 8 утра начинается рапорт руководителей. А с работы в последнее время ухожу в 7–8 часов в лучшем случае.
Где-то каешься перед детьми, но мы находим возможности проводить время вместе. А так я трудоголик, наверное, хронический.
– Дома вы строгая мама?
– Да, наверное, поэтому у меня дети обязательные и ответственные. Младшая, конечно, другое поколение, но уже поняла, кто в доме хозяйка. Единственный мужчина в доме – кот – чувствует в каком настроении я прихожу, поэтому прячется, понимает, что он единственный мужчина, которому сейчас прилетит.
Профдеформация есть, Уже 17 лет в профессии, конечно. Иногда стараешься себя сдерживать. Когда я была молодым руководителем, я требовала от людей: если я так могу, почему вы не можете. Сейчас я понимаю: так нельзя, если ты сильный человек, это не значит, что все должны быть такими. Мы все разные, каждого человека в отделении я знаю, знаю, кто на что способен, на кого можно надавить, а на кого нет. Это уже с возрастом приходит.
– А дома свои профессиональные способности проявляете?
– Да! Мама знает все. Каждый в подростковом периоде ищет камеру у себя дома. Наверное это все проходили, когда мама тебе говорит такие вещи, которые она не может знать. А когда мама работает в полиции и камеру поставить она в принципе может… (смеется). Были такие моменты.
Это все от моей мамы. Я ей никогда врать не могла, и своим детям говорю: ты лучше скажи, что натворила, и мы с этим разберемся, чем ты будешь врать, а я все равно узнаю. С младшей сложнее: ее если не поймаешь, она никогда не признается; я ее называю «авария-дочь мента».
– А как вы отдыхаете?
– Я отдыхаю за рулем, когда куда-то еду. Если есть возможность, я везу семью за город. Люблю делать шашлыки, причем сама к мясу равнодушна, а вот процесс приготовления нравится: я расслабляюсь в эти моменты.
Идентификационные экспертизы и есть мое хобби – там, где я добилась определенных результатов. Может громко звучит, но я следы чувствую. Вижу, что след оставлен именно этим человеком, потом начинаю искать признаки и доказывать свою теорию.
– Вы интересовались хиромантией?
– Да, но не находила подтверждений. Мой заместитель же, Валерия Валерьевна наблюдала момент, что линия жизни у людей, ушедших молодыми, действительно короче. Мне очень интересна связь отпечатков и характеров людей, когда-нибудь я планирую изучить это.