Пугачевское восстание оставило трагический след в истории станицы Магнитной – об этом пишет старший научный сотрудник Магнитогорского историко-краеведческого музея Галина Старикова.
(Окончание. Начало в «МР» от 14 сентября 2018 года)
После пугачёвщины
Как сложилась судьба жителей Магнитной, переживших пугачевщину? Кажется маловероятным узнать это. Но иногда срабатывает память рода. Юрий Козлов в книге «В верховьях Урала» пишет о художнике Сергее Иванове, о котором иногда упоминают как о потомке коменданта крепости Магнитной.
Сергей Васильевич − известный художник-передвижник, его картины хранятся в Третьяковской галерее, Музее революции, Самарском художественном музее и других хранилищах. Полотна многое могут о нем рассказать. У Иванова есть цикл картин о бытовой жизни крестьян, о трагедии крестьян – переселенцев, на его полотнах запечатлены трагические сцены первой революции 1905-1907 годов. И, конечно, неслучайно много внимания художник уделяет истории пугачевского восстания, путешествует по местам сражений, иллюстрирует книгу Пушкина «Капитанская дочка», пишет картину «Суд Пугачева».
Художник, симпатизирующий революционерам, изображает бунтовщика Пугачева злодеем. Несомненно, во всем этом отразились рассказы бабушки, пересказавшей воспоминания своих мамы или отца – ребенка, на глазах которого казнили родителей.
Потомки Тихановских хранили и передавали из поколения в поколение память о погибших. Судя по всему, огромное значение для семьи имело имя предка – Сергей. Это не только имя самого художника, его маму звали Софьей Сергеевной Марычевой. От маленьких детей, Федора и Александры Тихановских, дошли до Сергея Васильевича не только сведения, но и эмоции − страх, боль, которые нашли отражение в картинах.
К сожалению, в тот момент мы не могли помочь Михаилу Петровичу, Духовные росписи крепости Магнитной оказались в наших руках значительно позже. О ком из офицеров может идти речь? Фамилии Марычева в росписях нет. Офицера только два – капитан Сергей Кузьмич Тихановский и поручик Иван Васильевич Можентинов. По имеющимся данным, оба они погибли. Сержантов трое – Тимофей Павлович Пименов (36 лет), Василий Никифорович (фамилия неразборчиво, 33 года) и Алексей Васильевич Можентинов (возможно, брат поручика? 23 года). Кто из них предок Марычева?
Два первых исключены по возрасту (для XVIII века 36 и 33 года − это никак не «молодой человек»). Алексей Можентинов − более вероятная кандидатура: ему 23 года, однако вряд ли потомки забыли бы такие подробности, как смерть брата и казнь его жены. Но, может быть, автор письма просто не сообщил их или они были утеряны за два столетия? К тому же за год, который прошел после написания Духовных росписей, многое могло измениться, в крепости могли служить и другие сержанты.
Еще одна важная информация в письме − фамилия автора. Можем ли мы считать случайным совпадение фамилии автора письма, матери Сергея Иванова и названия имения, где жило несколько поколений этой семьи? Есть совпадение и территориальное: Михаил Петрович пишет, что его предок был сослан в Бузулукский уезд, а ведь именно там и сегодня находится поселок Марычевка, основанный при Екатерине II майором С.Ф. Марычевым.
Если предположить, что если кто-то из бывших жителей Магнитной оказался там, то семьи могли породниться с Марычевыми. Тем более, в родословной семьи, ведущей свой род непосредственно от основателя села, по информации Луизы Лукиной, хранится легенда о далеком предке, погибшем при штурме крепости Магнитной.
Часто можно услышать, что в «Капитанской дочке» Александр Пушкин пишет о крепости Магнитной. До недавнего времени это вызывало лишь улыбку, но если допустить, что многие члены гарнизона были поселены после восстания в Марычевке, это становится возможным. Мы знаем, что Пушкин заезжал в этот поселок, специально спрашивал дорогу. Поэтому, возможно, его рассказ о взятии Магнитной написан со слов очевидцев, и какие-то детали он внес в «Капитанскую дочку».
Легенды магнитских казаков
Есть еще один источник, рассказывающий о событиях Пугачевского бунта в Магнитной – легенды о Пугачеве, которые бытовали в среде станичников. Самые ранние упоминания о них мы встречаем в статье уфимского краеведа Р.Г. Игнатьева 1866 года. Рассказывая о захвате Пугачевым крепости Магнитной, он опирается на документы из архива Верхнеуральского уездного суда и на рассказы старожилов. Станичники рассказали о двух отбитых приступах, об измене и взорванных заплотах, о том, что окончательный приступ был во время обедни, «защитники Магнитной не могли стрелять и шайки Пугачева ворвались в крепость».
Есть и еще одно важное уточнение: «В ограде церкви святой Троицы повешены комендант Тихановский, его жена, священник в полном облачении и двое отставных солдат. Уверяют, что Тихановский, его жена, священник и двое ветеранов назвали Пугачева злодеем, вором и самозванцем».
В 1949 году вышла автобиографическая книга писателя Евгения Федорова «У горы Магнитной», глава которой посвящена рассказам станичников о Пугачеве. Федоров писал о сохранившейся на старом кладбище могиле: «На древнем, заросшем бурьяном кладбище нашли серую плиту с еле заметными буквами и титлами. Мы прочли, что тут погребены останки капитана Тихановского».
Интересные документы хранятся в фондах Магнитогорского историко-краеведческого музея – записи рассказов старожилов бывшей станицы Магнитной о пугачевском бунте. В 1937 году краевед К.С. Марега записал: «К сожалению, о Пугачеве в Магнитной, несмотря на такие крупные события, как его ранение здесь, измена в крепости, знают только в общем. Народного предания с этими подробностями почти не сохранилось. Каждый отвечает: «Был, был Пугачев, слыхал это». Лишь несколько человек рассказали подробнее.
Бурлаков Г.С. 85 лет пересказывает слышанное от стариков, что когда Пугачев подъезжал к крепости, в ней говорили: «Пугач, Пугач идет». После взятия Пугачевым Магнитной те, против кого он шел, прятались в сено. Он приказывал их вытаскивать и ставил на одну сторону церковных ворот, потом велел наказывать. Остальные оставались по другую сторону ворот.
Ефимову Н.Ф. 74 года, его дед сказывал, что Пугачев здесь не останавливался, стоял лагерем на правом берегу Урала, на Березовой или Мохнатой горе, теперь Пугачевской».
В 1948 году сотрудник Магнитогорского краеведческого музея М.Р. Уфимцев также беседовал со стариками бывшей Магнитной станицы о Пугачевском восстании – с Агриппиной Кобельниковой 89 лет, Егором Сотниковым 95 лет, учителем поселка Янгельского Петром Старковым 74 лет. Однако старики заранее вырабатывали единую «легенду», которую затем рассказывала Агафья Ивановна. Объясняя свои знания о Пугачеве, она говорит:
Некоторые рассказы Агафьи Ивановны противоречат историческим свидетельствам. В частности, причиной появления Пугачева в крепости Магнитной названа необходимость вывозить руду на Белорецкие заводы и чтобы «рабочии для боя скорее и более робили ядра ды пушки», а не захват крепостных пушек. Приход Пугачева, ожидание штурма, захват крепости и последующие дни показаны как праздничная феерия с пирогами, подарками и танцами. Комендант Тихановский описан в черных красках: злодей, пьяница и выглядит безобразно. Священник, который был повешен на церковной ограде, не жертва Пугачева, а его почитатель.
Несомненно, свой отпечаток на рассказ наложило время, когда краеведы опрашивали старожилов, это 1930-1940-е годы, когда Пугачев представлялся как борец с царизмом, а царские офицеры – как изверги. Возможно, ходили разные варианты рассказов о времени Пугачева. После ухода пугачевцев и отряда Станиславского крепость обезлюдела. Оставшиеся в живых солдаты были переселены в другие места, кто-то из стариков мог остаться в ближайших поселениях. Подлинная история взятия крепости, конечно, могла сохраниться и передаваться через поколения. А вот поселившиеся в крепости после ее восстановления наверняка рассказывали свои истории. И, конечно, нельзя забывать о влиянии литературном – в школе станицы Магнитной учителя рассказывали официальную версию, читали Пушкина.
История захвата Пугачевым крепости Магнитной надолго осталась в памяти станичников. В середине XIX века, по свидетельству Р.Г. Игнатьева, каждый год 5 мая в ограде деревянной церкви святой Троицы проводилась панихида «по рабам Божиим их же имена ты сам Господи веси».