«Да здравствует марксизм-ленинизм – вечно живое революционное интернациональное учение, знамя борьбы трудящихся всех стран против империализма, за победу социализма и коммунизма!»
Именно так звучал один из первомайских лозунгов периода развитого социализма. К празднику мира, труда и солидарности пролетариев призывы ЦК КПСС, общим числом за шестьдесят, публиковались во всех газетах, занимая почти половину площади первой полосы. Этим «заклинаниям» дружно кричали «ура» даже там, где «представители новой исторической общности людей», именуемой советским народом, жили немножко не так, как рассказывалось в учебниках истории.
Куда прямая не вывезет…
Априори склоняюсь к тому, что у каждого пенсионера свои, персональные воспоминания о Первомаях прошлого столетия. У некоторых, как у меня, они почему-то ассоциируются исключительно с детством: 1965-1975 годы в городке Асино – может, слышали про такой? Это в Западной Сибири − Томская область. Отсюда до Москвы 3639 верст. Это по современной карте. По прямой, безусловно, короче, но гадать бесполезно, поскольку никакой прямой не существует и ныне.
А в то далекое время в детском сознании школьника начальных классов городок и вовсе выглядел романтической случайностью, будто с борта пролетающего над тайгой вертолета неуклюжий геолог уронил в зеленую бездну рюкзак – тогдашние леса действительно были сказочно дремучими, в глубину даже отнюдь не каждый опытный лесник рисковал отправиться, а в диких девственных чащах росли, вероятно, все деревья мира, за исключением разве что пальмы, баобаба и секвойи. Когда в школе на уроках рисования нам поручали нарисовать тайгу, мы, как умели, акварелью писали пейзажи, на которых не было ни одной консервной банки.
В столице муравейников
Асино действительно со всех сторон плотно окружала тайга. Да и сам городской статус был получен сравнительно недавно – в 1952 году. А до этого времени тут «пряталась» деревенька Ксеньевское, появившаяся в 1896 году и названная так в честь сестры Николая II Ксении Александровны. Это поселение было основано дюжиной семей крестьян–переселенцев, приехавшими сюда из Новгородской и Костромской губерний. Первоначально хижины поставили на склоне высокого яра у озера Кривое. Вскоре рядом были построены постоянные избы, образовавшие первую улицу нового поселения. За счет прибывающих крестьянских семей уже в 1897 году поселение насчитывало 45 домов. Переименовали деревню при советской власти, да и то не сильно: ведь Ася – это уменьшительно-ласкательное от Ксении. А тут еще и железнодорожную станцию как нарочно нарекли Асино.
Зато с той поры домов заметно прибавилось – 32 новых, например, построили на улице, которую назвали Первомайской. В центре городка общим населением почти за двадцать тысяч человек был «разбит» парк: так местные жители называли часть не вырубленного леса – с беспокойными белками, коварными змеями и «трудогольными» муравейниками, которые, впрочем, частенько можно было увидеть и в огородах горожан.
Надеваем то, что выбросят…
Город городом, а вот образ жизни был исключительно деревенский. По очень многим признакам. На любой улице можно было встретить скучающих коров. А чего им бояться, когда на имеющихся дорогах преобладал в основном гужевой транспорт. Машины были только у больницы, милиции, почты, лесозавода, магазинов и нескольких начальников – без «пробок» жили. А вокруг все деревянное: и дома, и тротуары. Из кирпича был сложен только один универсальный магазин, который из-за этого с уважением называли «Каменным». Иногда здесь внезапно появлялось нечто «из области». Тогда на улице можно было невзначай услышать:
– Айда срочно в «Каменный». Говорят, там нейлоновые рубашки выбросили…
Отчего выбросили, зачем выбросили, куда выбросили? Никто не знал, почему это так называлось. Но кто-то первый сказал, а «другие-все» повторять стали. Бывало, что в продовольственном отделе «Каменного» так же вдруг выбрасывали даже сервелат, сосиски, шпроты и какой-то еще «престижный холестерин». Редко, но бывало. Накануне Первомая, в частности. Впрочем, на это «постоянное непостоянство» мало кто всерьез обижался.
Чем богаты, тем и рады
Скудость выбора в магазинах мало удручала асиновцев, поскольку, положа руку на сердце, необходимого у них и так всегда хватало. По крайней мере, из того, что можно поставить на стол. Большинство горожан жили в основательных деревенских избах с просторными подворьями и нескудными огородами: держали коров, свиней, гусей, кур, овец, кроликов, выращивали картофель, свеклу, морковь, капусту, помидоры, огурцы, горох. Конечно, трудиться приходилось много…
Но, по сути, в одноэтажном современном городе господствовало натуральное хозяйство, а это как при рабовладельческом строе и феодализме, «есть самодостаточный тип хозяйствования, который направлен только на удовлетворение собственных потребностей, когда необходимое производится внутри хозяйственной единицы, и. при этом не возникает потребность в рынке». Так написано в учебниках. Впрочем, рынок-то в Асино почему-то как раз был. Зачем? Вероятнее всего исключительно для обеспечения «внутренней информированности» – каковы на вкус помидоры из соседского огорода.
На фундаменте трех причин
Так почему же эту большую деревню все-таки называли маленьким городом? Основных, базовых причин помню три. Во-первых, конечно, численность населения − «сверхдеревенская». Во-вторых, здесь ходил настоящий (в смысле перевозок) автобус. Над названиями остановок, похоже, сильно не потели. Остановка «Гора» – потому что эта территория на возвышенности, «Лесозавод» – потому что выходишь из автобуса и вон он, лесозавод, который выпускал фанеру и березовый шпон. Остановки «Кинотеатр», «Поликлиника», «Милиция» и другие получили имена по той же логике. Ну и, в-третьих, в Асино проводились первомайские демонстрации. В деревне-то где их проведешь, развернуться негде. А у нас, как по заказу, было где.
Помимо упомянутого «каменного» универмага был и еще один не деревянный объект. Это памятник Ленину возле горкома партии. Из какого канонического материала изваяли эту скульптуру, толком и ныне, пожалуй, никто уже не припомнит: гипс, бетон, гранит, мрамор или бронза – в принципе, не важно. Важно, что сакральность монумента заботливо берегли и именно к Первомаю красили краской, которая на тот момент была в наличии. Поэтому Ильич ежегодно выглядел свеженьким – то черным, то синим, то белым, то желтым, то серебряным. Главное, что одной рукой он прижимал к груди кепку, а другой величественно и радушно показывал точно в сторону вокзала. Многие считали, что так он руководит: кому не нравится – скатертью дорога! Но это все «безответственный фольклор аборигенов». А фактически Ленин всего лишь указывал ориентир: именно на вокзале формировалась демонстрационная первомайская колонна, которая по одноименной улице через весь город торжественно шествовала к подножию памятника вождю пролетариев.
Феноменальная свобода
«Да здравствует героический рабочий класс Страны Советов, ведущая сила в строительстве коммунизма!» «Ура!», понятное дело. Нам, школьникам сибирского «медвежьего угла» конца шестидесятых, казалось, что в восторге от праздника не только мы – первомайские демонстрации просто обожали буквально все. Жители деревянного города задушевным хором «уракали» за все подряд. «Да здравствует советская народная интеллигенция – активный строитель коммунизма!» Как же коллективно не поддержать, когда это аккуратно про нас – «ура!». «Работники промышленности, строительства и сельского хозяйства! Укрепляйте материально-техническую базу колхозов и совхозов, ускоряйте темпы интенсификации сельскохозяйственного производства, его комплексной механизации, электрификации и широкой мелиорации земель!» Опять «ура»? Да кто ж сомневается, когда это опять про нас. И с каким доверием и надеждой! После этого мы, конечно же, непременно и «укрепим», и «ускорим» – не сомневайтесь.
А вот и для подрастающего поколения мощный повод для тотального ликования: «Юноши и девушки! Настойчиво овладевайте марксистско-ленинским учением, достижениями науки, техники и культуры! Приумножайте славные революционные, боевые и трудовые традиции советского народа! Ознаменуйте текущий год пятилетки ударным трудом и отличной учебой!» Ну как тут без «ура!» – уж мы-то и «овладеем», и «приумножим», и «ознаменуем», сколько скажут. И на ходу мы продолжали громко поддерживать и выдающихся ученых, и заслуженных спортсменов, и тогдашних звезд оперы и балета, и угнетаемых тружеников колониальных стран, и несчастных, нагло эксплуатируемых пролетариев капиталистических стран, и братские народы социалистического лагеря, и отечественных космонавтов, и работников торговли и общественного питания, и отдельно советских женщин, которые являлись «примерными, горячими патриотками нашей социалистической Родины, активными участницами трудовой и общественной жизни, отдающими тепло своих сердец воспитанию детей» – «ура!».
Даже сегодня не возьмусь точно сказать, что это было. Может, кто-то из взрослых тогда и «думал о чем-то другом», а мы, пятиклассники, совершенно искренне были «на седьмом небе» и в паузах между лозунгами подсвистывали духовому оркестру. А когда «медь уставала» и уходила на перекур, демонстрацию бескорыстно воодушевлял «главный житель города» тридцатилетний Серега Баган со своей гитарой. Его знали все. И он знал всех. Нынче таких называют «человек дождя», «гость из Вселенной», ненормальный, больной с синдромом Аспергера или аутист. Наверное, подобных можно встретить в любом городе. А Серега Баган очень старался выглядеть устрашающе, агрессивно и даже ужасно и противно, как Бармалей. Получалось, однако, смешно, поскольку каждый точно знал, что этот кровожадный разбойник на самом деле и мухи не обидит. Зато умеет разговаривать с деревьями. При этом особенно. Те, которые видели и слышали, утверждают, что он не просто говорил что-то «первой встречной сосне», а подробно объяснял, иначе выражаясь, отвечал ей, словно она уже о чем-то спросила.
Вот и на демонстрациях он тоже хорошо знал свое место, и его гитара замолкала сразу же, как только вновь начинали звучать лозунги. Что-то невообразимое следовало в ответ на слова «Первомайский привет труженикам химической отрасли!» Не просто бурная массовая овация, но натурально шторм высшего балла. Местная аудитория в то время хорошо знала, что химия – это не только наука, но и неофициальное название одного из видов уголовного наказания. Официально оно называется условно-досрочное освобождение или условное осуждение с обязательным привлечением к труду. Этот вид наказания связан с этапированием в спецкомендатуру, где заключенный обязан проживать в специальном общежитии и работать на указанном ему предприятии. К 1993 году этот вид наказания в большинстве стран бывшего СССР был отменен из-за развала экономики. Но в упомянутое время натурально процветал, и в Асино таких «ссыльных» было довольно много. Их обычно отправляли вкалывать именно на уже упомянутый лесозавод, где им поручали «шпилить баланы». И горожанам отлично было известно, что в переводе с блатного сленга «шпилить» значит катать, а «баланы» – это очищенные от сучьев стволы сосны, которые распиливали на длинные бревна для сплава. Короче, первомайские демонстранты хорошо знали, о чем скандируют.
Но даже в этом контексте мы не чувствовали каких-то признаков агрессии или сопротивления идеологическому прессингу. Помню, что мы ощущали нечто необыкновенное, наверное, как аутист Серега Баган, который, казалось, с головой был погружен в некую мистическую безмятежность, безграничную вольницу, феноменальную свободу. Каким-то невероятным образом мы во все верили, но совершенно не воспринимали зловонность политики, и не гнездились тогда в наших душах ни злоба, ни сарказм, ни «прокурорские вожделения», ни отчаяние обреченных. Может быть, в частности, потому, что мы, сами того не понимая, обладали огромным, бесценным «даром небес». Сегодня я думаю, что этим даром было время, отпущенное в наше распоряжение, Очень много времени – вагон, годы, целая жизнь…