Скорее всего, в «табельные дни»: 9 Мая, в Дни пограничника, десантника, военного моряка, летчика, ракетчика, подводника, танкиста… Кроме Дня Победы, из обмундирования на виновниках торжества обычно тельняшки, береты, бескозырки. А вот полный парадный мундир – редкость. Уж тем более на «свежедемобилизованных» или прибывших на побывку. А ведь лет двадцать назад все было иначе.
Наша память изначально предметна: вещи, фотографии, запахи, звуки, бодрящее зимнее утро или мягкость летних сумерек вдруг переносят нас во времени, возвращают в эпицентр далеких событий, и тотчас же подключается память эмоциональная: нам радостно, грустно, иногда смешно, иногда совестно, мы гордимся, печалимся, досадуем.
Наша средняя группа детсада на экскурсии в военном ателье и магазине «Военторг» по проспекту Металлургов. Кители для богатырей, великанские сапоги, геройские фуражки с кокардами, запах кожи портупей и ремней. Мы дружно хотим в армию. Нам раздают на память значки для петлиц, мне достаются перекрещенные пушечные стволы – знак артиллерии. Он кочует с летней рубашки на зимнее пальтишко, с осенней курточки на теплый свитер. Его крепления-зажимы давно отлетели, но мама по моей просьбе снова и снова пришивает истертые и поцарапанные пушечки светлыми нитками к детским одежкам.
Нас принимают в пионеры. Отличников – на торжественной линейке в школе. Я радуюсь, что «хорошист»: повязывать галстуки всем четвероклашкам будут в воинской части. Майский день, мы в белых рубашках, алые лоскутки на сгибе руки, вокруг казармы, гаражи, склады, пахнет соляркой, а еще сдобой: в солдатской столовой готовят угощение для будущих юных ленинцев. Мне повязывает галстук улыбчивый светловолосый парень, перед глазами его широкие ладони, неловкие пальцы сооружают неправильный скошенный узел. Через неделю я уже могу завязать галстук с закрытыми глазами, он идеальной формы, точь-в-точь как у скульптурного горниста. Но по особо торжественным дням, или когда выпадает в школе дежурство на посту номер один – у бюста Ленина, галстук с тем же неправильным скошенным узлом. Потому что так мне его повязал защитник Родины – настоящий солдат с детской улыбкой и крепкими сильными руками.
Военная служба. Теперь перекрещенные пушечные стволы – на шевроне моей шинели: я артиллерист. Многие события память сохранила фотографически: почерневший от пороховой копоти снег вокруг орудий на стрельбище под Чебаркулем, заиндевевшие шинели сослуживцев на полевом выходе, колонны советских солдат, марширующих от вокзала до воинской части немецкого Франкфурта-на-Одере, где нас ждут офицеры – «покупатели», зависшие в небе «вертушки», поливающие огнем невидимого противника на полигоне под Магдебургом… Я стал крепче и сильнее. Первое обмундирование получал «цыплячьего» сорок шестого размера, демобилизовался в «парадке» пятидесятого. И хотя нам разрешалось уже уходить на «дембель» в гражданской одежде, я приехал домой и отправился в военкомат становиться на воинский учет в полном парадном облачении.
Потому что по праву гордился тем, что служил в армии. Как и сотни тысяч парней нашей огромной страны. Они в детстве хранили знаки классности, шевроны, погоны, ремни и кокарды отцов и старших братьев, мечтали быть десантниками и моряками, расстраивались, если не становились ими по состоянию здоровья, уходили служить общевойсковиками, приезжали в отпуска и демобилизовались в невообразимо ушитых кителях, блузах, гимнастерках, заломленных на затылок фуражках или шапках, в сапогах, сложенных неимоверной гармошкой. В форме, в окружении друзей и подруг они были привычны на улицах сел и проспектах больших городов и вместе с тем притягивали взоры.
Магнитогорск не был исключением. Отслужившие срочную, а еще работники военкоматов, школьные военруки, преподаватели военной кафедры МГМИ, солдаты и офицеры местной воинской части, получившие увольнительную, курсанты военных училищ с гордостью носили форму и то, что она обозначала и обозначает ‒ высокое звание защитников Отечества. «Отслужил, выдержал, доказал себе и окружающим», ‒ демонстрировал мундир. Это была, есть и будет психология любого нормального мужчины, подсознательно стремящегося быть «альфой» среди себе подобных.
Нет большой автомобильной воинской части на территории Магнитки, упразднена военная кафедра, отменены уроки начальной военной подготовки. Сама форма военнослужащих претерпела изменения, стала более практичной, удобной, современной. Менее заметной, увы, среди массы одежек в стиле милитари: в камуфляже щеголяют охотники, рыболовы, даже садоводы и грибники. Но главное, не видно на улицах города ребят, вернувшихся из армии. То есть они существуют, но почему-то предпочитают не появляться на людях в армейском облачении. Стесняются? Стремятся забыть год службы? Боятся услышать вслед: «Лузер, не смог «отмазаться», «откосить»? Ответы на эти вопросы у каждого «дембеля» свои. Но не должны они содержать даже намека на то, что служба в вооруженных силах – это что-то вызывающее стыд.
Нельзя гордиться армией, суперсовременными «Арматами», «Бореями», «Беркутами», гиперзвуковым оружием – и стесняться, стыдиться солдатской службы, ратного труда.
Меньше людей в форме – это хорошо, скажут пацифисты. Но армия нашей страны укомплектована как вооружением, так и людьми. Когда ненастным вечером в глухомани на окраине или на пустыре новостроек мы встречаем патрулирующих полицейских, мы спокойны за безопасность двора, улицы города. Когда мы видим людей в военной форме – мы спокойны за безопасность страны.
А что касается предметной памяти: давно потерян значок из детства, нет и пионерского галстука, и парадная дембельская форма истрепалась на «сельхозработах» в саду. Но хранится вместо книжной закладки в томе «Войны и мира» старый армейский артиллерийский шеврон. Среди тех страниц, где мир.