Блистательный фортепианный концерт услышали магнитогорцы в исполнении Владимира Хомякова.
Красота испанской музыки, виртуозность исполнителя, полнозвучие рояля «Стейнвей» – все это соединилось в программе «Танцы огня», представленной на сцене Дворца культуры металлургов имени Серго Орджоникидзе с помощью концертного объединения.
Сольная программа стала первым выходом пианиста на российскую публику после трехлетнего перерыва. До этого лауреат международных конкурсов Владимир Хомяков трудился над докторской степенью по сольному исполнительству и симфоническому дирижированию у американских профессоров Дэниэла Поллака и Ларри Ливингстона.
Наш разговор с Владимиром состоялся прямо на сцене у рояля «Стейнвей», за час до его выступления.
– Вы считаете Челябинскую область своей родиной?
– Конечно, хотя здесь не родился. Я прожил в Челябинске 12 лет, а в 16 лет уже выехал для учебы в Санкт-Петербургской консерватории. Мои самые яркие впечатления связаны с родителями, органным залом в Челябинске, с концертами моего отца – Владимира Хомякова. А еще с программой «Новые имена», где когда-то мне дали звание стипендиата. Шесть лет я живу в США и скучаю по родным местам. Но мне надо было играть, развиваться. Постепенно появились друзья и за границей, особенно в среде музыкантов, уехавших раньше меня. Они во многом мне помогли наладить необходимые связи, просто по-человечески, своим общением, и за это я им безмерно благодарен.
– Американская фортепианная школа существенно отличается от русской?
– Я бы не сказал, что в США существует понятие «американская школа». Мой педагог Дэниэл Поллак обучался у Розины Левиной, педагога русского происхождения, поэтому сам Поллак относит себя к русской школе. То же самое можно сказать о многих педагогах, которые сейчас преподают в США. Многие из них имеют русское прошлое или их родители были мигрантами, и наша музыкальная школа остается.
– Программа «Танцы огня», с которой вы выступаете, – как она формировалась?
– Для российских туров я предлагал несколько программ, в том числе посвященную юбилею Чайковского. Однако все наши уважаемые филармонии выбрали именно эту. Может быть, потому, что она более экзотичная и реже исполняется, чем привычный для нас фортепианный репертуар. Но это можно сказать целиком о первой части программы, которая состоит из испанских и латиноамериканских авторов. Вторая часть программы – это произведения французского композитора Мориса Равеля с очень сильным испанским колоритом.
– В других городах России прозвучит та же программа?
– В моих сольных выступлениях этого тура тоже будут «Танцы огня». Слушатели Воронежа услышат еще Третий концерт Бетховена. В Сибири я буду исполнять Второй концерт Рахманинова. А в Самаре состоится концерт, посвященный 260-летнему юбилею Моцарта, и это будет целиком моцартовская программа, где я предстану не только как солист, но и как дирижер.
– Под влиянием каких факторов складывалось ваше сценическое мировоззрение?
– Все мои впечатления в той или иной мере находят свое отражение в том, что играю. Шесть лет я живу в Лос-Анджелесе, это наполовину испаноязычный город.
И я достаточно тесно общаюсь с этой культурой. Конечно, мне приходилось читать Маркеса, Кортеса, Кортасара, чтобы глубже понять новую для меня среду. За эти годы у меня появилось много друзей из Латинской Америки. С другой стороны, музыка – это интернациональный язык, характер того или другого народа заложен в самих произведениях, который настоящий пианист силой своего таланта доносит до слушателя.
– Меняется ли ощущение сцены с годами?
– Когда начинаешь свой творческий путь, волнение, конечно, сильно одолевает, тем более что и концерты случаются реже. Чем больше выступлений, тем это переносится легче. Я предпочитаю играть много и с небольшим интервалом, минимум несколько концертов в месяц. Это позволяет не забывать ощущение сцены.
– Интересны ли вам какие-то имена исполнителей, освещающие наш сегодняшний музыкальный небосклон?
– Из самых последних, кого я слышал, обладатель четвертой премии конкурса имени Чайковского француз Люка Дебраргу – виртуоз-самородок, который произвел на меня огромное впечатление. Хотел бы выделить также из ныне живущих аргентинскую пианистку Марту Аргерих и великого американского пианиста Мюррей Перайю. На российской сцене одними из самых достойных считаю Бориса Березовского, Михаила Плетнева и Дениса Мацуева с оркестром.
– Сколько необходимо уделять внимания инструменту, чтобы поддерживать хорошую форму?
– В часах это сложно сказать. У меня игра на инструменте отнимает все возможное время. Но вся необходимая подготовка была до гастролей. Тур – это постоянные переезды, смена городов. Однако, чтобы попробовать очередной рояль, мне необходим минимум времени.
– Что вы можете сказать о нашем «Стейнвее»?
– Замечательный, прекрасный рояль. Как любой новый «Стейнвей», он имеет немного большее сопротивление клавиатуры, что мне нравится. Я предпочитаю более тяжелые инструменты, поэтому никаких претензий у меня нет.
Пятнадцать минут потребовалось Владимиру Хомякову, чтобы настроиться на выступление и выйти к публике. Высокий, статный, с бабочкой на белоснежной рубашке, он сразу же вызвал симпатии у зала. А когда прозвучали первые аккорды из «Ритуальных танцев огня» Мануэля де Фальи, стало ясно, что начинается настоящий праздник фортепианного искусства. Нежно и страстно звучала «Астурия» из сюиты «Испания», светлыми клавишными «трелями» торжествовали «Маха и осоловей», звуки зажигательного испанского танца вплетались в канву исполняемых произведений из цикла «Гойески». «Ночной Гаспар» и Alborada del gracioso Мориса Равеля, составившие основу второго отделения, подчеркнули великолепную технику и особый стиль игры Владимира Хомякова. Крики «браво», то и дело раздающиеся из зала, вдохновили музыканта исполнить на «бис» Прелюдию Си-минор Баха и «Вальс» Шопена. После чего он немного пообщался с публикой и раздал желающим автографы.