Ожиданием своим ты спасла меня… Фронтовые письма хранят память о любви

Послания и дневниковые записи, отрывки из которых публикуются сегодня, принадлежат людям, оставившим добрый след в жизни нашего города. 

Арсений Державин был одним из организаторов и заведующих кафедрой физики, деканом физико-математического факультета, проректором по учебной и научной работе Магнитогорского педагогического института, за 37 лет пройдя путь от ассистента до профессора кафедры теоретической физики. Будучи председателем Правобережной районной организации общества «Знание», Арсений Николаевич одним из первых начал читать лекции о проблемах атомной энергии и освоения космоса. Он был страстным книголюбом, собирателем и знатоком приключенческой и научно-фантастической литературы, одним из организаторов клуба коллекционеров и коллектива народной оперы в Магнитогорске. В 1982 году Арсений Державин был удостоен звания заслуженного работника культуры РСФСР. В 2015 году ему исполнилось бы сто лет.
Супруга Арсения Николаевича Нина Руковская-Державина нашим читателям уже знакома («Я прожила несколько жизней…», «МР» от 30 августа 2014 г.). Она была преподавателем химии по профессии и актрисой по призванию, с 1947 по 1982 год участвовала в работе народного театра Дворца культуры металлургов.
До войны они жили в Смоленске, в первые дни войны были разлучены. Нина Николаевна с матерью и годовалой дочкой Мариной были эвакуированы в Пензенскую область. С трудом разыскав в Кувандыкском госпитале раненого Арсения Николаевича, 15 сентября 1941 года они приехали в Магнитогорск. Чуть раньше в наш город прибыл эвакогоспиталь 2191, в котором работал хирургом отец Нины Николаевны Николай Руковский. Магнитогорск с тех пор стал родным для семьи Державиных-Руковских. Письма Арсения Николаевича и Нины Николаевны, написанные в 1941 году, сохранила их дочь Галина Державина.
 
20 июля 1941 года
Дорогая моя девочка! У меня нет никакой уверенности, что ты получишь эту открытку. Но страшно хочется тебе написать, и я пишу. 15 июля в три часа дня мы оставили Смоленск. Не знаю совершенно, где моя мама и что с ней, что творится в Смоленске. Отчаянно хочется получить известие о вас. Арсений.
28 июля 1941 года
Мой дорогой, любимый! Ты не можешь представить, как я была счастлива, получив от тебя открытку. Я была уверена, что ты еще 26-го уехал, ты ведь не звонил и не приходил. Мы уехали 27-го абсолютно без вещей прямо из бомбоубежища, у меня ничего ровно нет, самого даже необходимого, есть только то, что было взято в бомбоубежище для Мариши. Остальное, конечно, погибло. Но я ничего не жалею, только бы были все здоровы и живы и снова собрались бы вместе. Все можно перенести, если знать, что ты, мой дорогой, будешь жить и будешь снова с нами. 
Где твоя мама я, конечно, не знаю и беспокоюсь о ней не меньше твоего. Я написала всюду, куда только можно, во все города, куда эвакуируют. Как ты узнал мой адрес? Встретил папу? Мы очень волнуемся о нем, от него ничего нет. Выбрались ли они с госпиталем оттуда, неизвестно. Больше всего на свете я боюсь всех растерять. 
Мариша целыми днями твердит слово «папа» и показывает на каждого дядьку и каждый портрет в газете, говоря, что это «папа». Мы тебя вспоминаем постоянно и очень любим. Я даже послала письмо тебе через радио в Московский радиокомитет, каждый день там передают письма, но своего я еще не слыхала. Целую тебя крепко– крепко. Пиши. Нина.
Дневник Арсения Державина 
2 августа 1941 года
Лежу в окопе. Кругом сильная канонада, задают тон минометы. Повсюду видны столбы пыли после взрыва мин. Строчат пулеметы, бьют снайперы. Кровь и трупы вокруг нас… Вчера вечером были некоторые переформирования. Теперь я буду командиром первого взвода разведки роты. Сразу же пошли в разведку… Сейчас я нахожусь в каких-то 100 – 200 метрах от немцев.
Дневник Арсения Державина 
3 августа 1941 года
Эти строки я пишу 5 августа, лежа на верхней полке пассажирского вагона. Сразу пишу за три дня. Летнее утро. Берег реки Вепи окрашен человеческой кровью. Много раненых и убитых. Мой взвод в 100 м от неприятельской позиции. Наша работа окончена. Второй день без пищи. Получили разрешение вернуться в штаб. По грудь в воде перешли реку. Кругом пулеметный огонь. Скомандовал взводу бежать короткими перебежками. Побежал сам. Обожгло левое колено. Кровь на брюках. Ранен. Ползком добрался до леса. А потом носилки, повозка… эшелон. Эшелон очень долго стоял. Погружали раненых. Нога моя не очень болит. Было плохо лишь на операции, когда расширяли рану. Пуля прошла насквозь. Ходить не могу. Не знаю, сколько придется лежать.
11 августа 1941 года
Дорогая моя девочка! У меня нет никакой уверенности, что это письмо попадет в твои руки. Я писал несколько раз из разных мест, где долго не оставался, если ты и отвечала, то письма твои не заставали меня. 3 августа утром я был ранен на Смоленском направлении близ деревни Пичугино. Меня направили в тыл. Только 10 августа прибыл наш эшелон на станцию Кувандык Чкаловской области. Лежу в прекрасных условиях. Чисто, свежий воздух, хорошая пища. Думаю, что скоро поправлюсь и поеду опять на фронт… Страшно хочется иметь вести от моих девочек. Арсений.
12 августа 1941 года
Дорогой мой! Если бы я могла быть уверена, что ты жив! Я скучаю, волнуюсь и болею душой за тебя. Если бы я могла чем-нибудь помочь тебе, если бы я могла хоть знать, куда написать! Я так боюсь, что твое молчание объясняется тем, что тебя уже нет. Но я не верю этому. Ты родился под счастливой звездой. Вчера при мне читали такое бодрое письмо, где говорится, что к зиме все уже будут по домам возвращаться. Хотя у нас с тобой и нет дома, но я верю, что мы сумеем создать семейный уют. Марине так не хватает твоего мужского приказания. Слово «папа» у нее не сходит с языка.
Я работаю в военном госпитале лаборанткой. Мне кажется, что это приблизит меня к тебе, что я буду помогать тебе и всей нашей стране. В данный момент ни одно учреждение мне не кажется таким важным и таким нужным. Пиши мне скорее, милый, я так жду каждого дня в надежде, что будет письмо. Береги себя, мой любимый. Я и Мариша так ждем тебя. Нина.
18 августа 1941 года
Мой дорогой! Только что получила твое письмо. У меня еще и сейчас руки дрожат от волнения. Если тебе дадут хоть какой-нибудь отпуск, обязательно приезжай к нам. Асик, мой любимый, мы все здоровы, мама, я и Мариша. Папа сейчас в Магнитогорске с госпиталем. Твою маму я разыскиваю как только могу. Мариша все время вспоминает тебя, твердит часто, даже во сне «папа». Это твой маленький ангел-хранитель. Я как чувствовала, что ты ранен, только я надеялась, что ты попадешь сюда, в наш госпиталь.
Не знаю, знаешь ли ты, что уехали мы 27 июня. Последнюю ночь провели в бомбоубежище общежития вместе со студентами с профессорско-преподавательским составом и их семьями. Утром я побежала домой и позвонила на работу. По дороге встретила двоюродную сестру, которая работает на железной дороге. Она мне сказала, что сейчас организуется поезд для семей железнодорожников в Москву и что она нас устроит. Сейчас же мы все поехали на вокзал (по дороге из трамвая случайно увидела папу, и только поэтому он узнал, что мы уезжаем). Времени не было заезжать домой за вещами, да и кроме того знали, что в Москву едем к своим. А вышло совсем не так. Только на восьмой день нас высадили здесь, в Башмакове. Если бы не Мариша, я ни за что не поехала бы, я оставалась бы до последнего…
23 августа 1941 года
Дорогая моя девочка!
  
Ты не можешь себе представить и сотой доли того счастья, которое я испытал сегодня, получив твою телеграмму и четыре письма. 27 июня я заходил к вам, стучался в дверь, постоял на крыльце и, страшно опечаленный, вернулся в казармы. Было невыразимо тоскливо приучить себя к мысли не видеть больше тебя и Мариночки, не знать, как ты живешь и где находишься. Но самое ужасное произошло ночью с 28 на 29 июня. Был крупный налет бомбардировщиков, наш дорогой город был виден мне в виде огромного красного зарева. Утром 29 июня я взял повозку и поехал в город. Горела вся первая линия и часть нашей улицы. Я добрался до нашего сада со стороны рва и посмотрел на дом – пожаром был объят лишь забор. Наш дом оказался целым, мама и дядя Миша ночью не спали и затушили на дворе небольшую бомбу.
Каждый раз заходил на ваше крыльцо и находил в почтовом ящике кучу писем. Видимо, их никто не брал. Я не рискнул их брать, думал, что Николай Иванович будет заходить. Сколько мыслей за это время проносилось в моей голове, я себя успокаивал. Я верю в нашу будущую счастливую жизнь, а сейчас желаю только увидеть всех вас как можно скорее и узнать, где мама. Милая моя Ниночка, тебе, наверное, очень тяжело, но главное – не падай духом. Все уладится, все будет хорошо. Поцелуй за меня маленькую кисаньку. Сердечный привет Зинаиде Петровне. Будьте бодры и здоровы. Всех крепко целую. Арсений.
Exit mobile version