Поэма о сердце матери

Она думала дожить век рядом с сыном, а живёт памятью о нём

Я мечтаю вернуться с войны…
Память – это все, что ей осталось от сына. Несколько альбомов с фотографиями и стихами, в которых вся ее боль, мысли, чувства, несбывшиеся надежды. Его письма с войны и боевые награды. Округлые камешки, собранные в далекой приграничной Кушке в те одиннадцать дней, когда они были вместе. И, быть может, были в последний раз по-настоящему счастливы… Он вернется с той войны, но «афганский след» будет тянуться за ним неотступно. И в тот момент, когда, казалось бы, сердце отта-яло, случится непоправимое. Может быть, и правду говорят – кто однажды убил, сам погибнет от руки убийцы.
Часто Саша делился с ней сокровенными переживаниями – о цене человеческой жизни, о том, что душе его нет покоя. Такое уж у него было беспокойное сердце – он никогда не мог мириться с несправедливостью и хамством, не мог не защитить слабого, не помочь нуждающемуся. И иногда встревал «куда не следовало». Наверное, он пришелся «не ко двору» и самому времени – безжалостным девяностым, когда с неугодными расправа часто бывала коротка. 
А она всегда боролась за него. Сначала – за то, чтобы ее Саша вырос хорошим человеком. Поэтому всегда старалась быть ему лучшим другом, жить его жизнью. Потом – за то, чтобы он смог вернуться с вой-
ны – той, которая долгие годы полыхала внутри него. Потом – за то, чтобы расследование его ужасной гибели провели должным образом. А еще однажды ей пришлось отчаянно бороться за то, чтобы увидеть Сашу перед отправкой в Афганистан. Ведь эта встреча могла стать последней. 
На дальней станции сойду
Телеграмма о том, что рядового срочника Александра Щербакова из учебной части в закрытом городе Кушка Туркменской ССР отправляют для несения дальнейшей службы в Афганистан, пришла с опозданием на месяц. Родители Елена Александровна и Николай Александрович бросились за разрешением ехать к сыну, но на оформление документа нужно было время. И тогда мать в отчаянии решила отправиться в запретную Кушку без разрешения, потому что не поехать она не могла. Потом Елена узнает: оттуда, где она побывала, можно было и не вернуться живой… 
Кассир «Аэрофлота», стараясь перекричать возмущенную очередь, звонила по междугородной линии, выясняя, как поскорее отправить мать на свидание с сыном. И вот Елена Александровна уже летит из Москвы в Ашхабад.
Но без заветного разрешения пути в Кушку не было. Полдня провела мать в службе госбезопасности Туркмении, пытаясь убедить начальника пустить ее к сыну. Выложила на стол все «корочки»: удостоверения ветерана труда, ударника коммунистического труда и прочие свидетельства ее доброго имени. Но туркменский чекист был неумолим – на установление личности и оформление пропуска в Кушку нужна неделя. Недели у Елены Александровны не было…
Плачущей матери, волочившей за собой тяжелую сумку с вещами и провиантом для сына по улицам южного города, встретились две сердобольные женщины, которые предложили  оставить у них вещи. Место в гостинице Елена Александровна искала до позднего вечера, наконец ее подселили в номер к стюардессам. 
Весь следующий день она обивала пороги военных учреждений и уговаривала продавцов билетных касс. Но везде дружно кивали на госбезопасность, которая «добро» не давала. Елена Александровна взяла в железнодорожной кассе билет «до последней разрешенной станции». А там – хоть пешком иди…
Вернувшись в гостиницу, долго плакала в подушку. За этим ее застала молоденькая стюардесса Алтын, стала расспрашивать. Уже утром другая стюардесса, Лиля, пошла вместе с Еленой Александровной к поезду, подошла к начальнику, показав свое служебное удостоверение, стала просить помочь ее «свекрови». Начальник такую ответственность на себя взять не хотел, но если кто-то из проводников согласится, то он закроет на это глаза. С одним из проводников Лиля сумела договориться лишь о том, чтобы он помог Елене Александровне сойти с поезда и «передал» ее тому, кто сможет ей помочь.
Ее высадили ночью на глухой станции, где не было даже перрона. «Передали» мальчишке лет шестнадцати, который повел ее на автобусную остановку. Автобус должен был прийти утром. Кассир побоялась продать билет до Кушки, и впереди опять полная неизвестность…
Автобус ждали долго. Парнишку-проводника несколько раз звали уехать с ними односельчане, но он оставался со своей подопечной. Наконец пришел автобус. Мальчишка сумел договориться с водителем взять на борт сомнительную пассажирку. Водитель спрятал вещи в багаж, и начался бесконечный путь по пустыне, где дорогу машине переходили верблюды.
И вдруг автобус остановили солдаты – проверка документов. Елена Александровна показала все, кроме разрешения на въезд в закрытый город, которого у нее не было. После ее сбивчивых объяснений солдат молча вышел из автобуса и отрапортовал своему начальнику, что «все нормально». «Никто из тех, кто мне помог тогда в пути, не взял с меня денег», – вспоминает Елена Александровна.
Провожала сына мать
В Кушку приехали поздно вечером. Елену Александровну подобрал «бобик», на котором ехал парень, чей  отец жил в Магнитогорске. У пропускного пункта воинской части толпились родственники, приехавшие повидаться с солдатами, которых должны были вскоре отправить в Афганистан. Саша как раз выходил к воротам узнавать, не приехала ли его мама.
Они долго сидели на скамейке, ожидая места в гостинице. А когда оно освободилось, выяснилось, что без разрешения на въезд селиться нельзя, – каждую ночь в гостинице проверка. Утром Елене Александровне пришлось идти в милицию. В который раз она рассказывала, что будто бы, когда пришла телеграмма об отправке в Афганистан, она гостила у дочери в Москве. Что оформить разрешение не было ни времени, ни возможности. Милицейский начальник велел подчиненным оформить протокол без даты и разрешил матери целых одиннадцать дней быть рядом с сыном.
Пока они были вместе, старались не думать о том, куда предстоит ехать Саше. Хотя доносившийся порой свист пуль и звук разорвавшегося однажды невдалеке снаряда настойчиво напоминали об этом. И афганки, приходившие в местный магазин за продуктами прямо через приграничную полосу… Мать и сын много разговаривали, гуляли, забирались на высокую сопку, красную от цветущих маков и тюльпанов, чтобы угостить расположившихся там солдат.
Но настал неотвратимый час расставания. Они не знали, увидятся ли вновь. Елена Александровна и Саша долго плакали, обнявшись, у поезда, который должен был увезти мать от сына. А потом в другом поезде туркмен, наблюдавший их расставание, купил на станции стопку лепешек и устроил чаепитие, сказав Елене Александровне: «Мама, в твою честь».
Сердце помнит
Долгих два с половиной года длилось мучительное ожидание Елены Александровны и Николая Александровича. Их сын побывал на краю гибели, когда пролежал несколько дней, раненный в голову, в безлюдной пустыне, и какой-то зверь вылизывал его рану, быть может, спасая ему жизнь. Но Саша писал домой только о хорошем, о том, как скучает по дому и родным, он старался не расстраивать родителей. И, как ни ждали они его возвращения, домой он вернулся внезапно: однажды зимним морозным утром застучали о деревянный настил сапоги – Саша в прихожей отряхивал снег. Тогда показалось, самое страшное позади. Кто знал, что, выжив в Афганистане, Саша погибнет в мирное время от рук бандитов?
Елена Александровна и Николай Александрович пятнадцать лет бережно хранят о нем память. Помнят и по-прежнему любят его сестра Виктория и племянники, обожавшие «Сашечку», – они уверены, что он жив, только находится далеко. Каждый год, когда они приезжают в Магнитогорск, родные собираются на Сашиной могиле. Он похоронен рядом с товарищами, тоже прошедшими когда-то ад афганской войны. Только обидно бывает Елене Александровне, когда в преддверии годовщины вывода войск из Афганистана упоминают везде только о тех воинах, которые сложили головы на территории далекой страны, а тех, кто умер или погиб уже после и был похоронен по другую сторону дороги, не включают в число воинов-интернационалистов. Ведь недаром магнитогорский писатель, участник военных действий в Афганистане Олег Хандусь, часто бывавший в доме Щербаковых, сказал однажды: «Меня убили в Афганистане – я потом это понял. С войны живыми не возвращаются!»
Фото из архива 
семьи Щербаковых
Exit mobile version